Год Мужчины. Ордер на Любовь - Александр Гордиенко

Они не видели, что танцуют только вдвоем. Никто не решился вмешаться в тот океан безумной страсти и бесконечной нежности, который был виден в каждом движении, в каждом взгляде.

Музыка закончилась. Несколько секунд стояла абсолютная тишина… Первыми опомнились музыканты – положили инструменты и начали аплодировать, а за ними – все остальные, кто видел это.

– Проводи меня. – Маша не отрывала взгляда от Железнова. – Думаю, что после этого уже не имеет смысла называть друг друга на вы.

– Ты права, не имеет. Для меня ничего не имеет смысла… Кроме тебя.

Маша и Железнов, сопровождаемые взглядами практически всех, кто был в зале, двинулись в сторону выхода.

– Танго, это ты?

– Я. Подарок Рокотова «за эффективную инвестиционную политику».

– Ты авантюристка, а если бы я не умел?

– Это я не умела – до танца с тобой.

Уже в фойе Маша остановилась у высокого одноногого столика.

– Я должна идти. Но не хочу. Железнов, что же ты сделал со мной такое… Я не смогу жить без тебя… Нет. Наверное, смогу. Я сильная. Но это уже будет не та жизнь… А так… Даже не знаю, как это обозвать.

– Маша…

– Саша, не говори ничего. Я знаю все. Все, что ты мне можешь сказать. Мне очень сложно решиться…

– Все сомнения – в пользу подсудимого.

– Это кто подсудимый, ты?

– Нет, Маша, это твоя нынешняя жизнь. Пока ты не знаешь, как поступить…

– Я знаю, чего я хочу. И ты знаешь… – Маша грустно улыбнулась. – Саша, я все рассказала мужу. Ты же знаешь, я не умею врать.

– Что, все?

– Все.

– Маша… И что теперь?

– Я не знаю… Он хороший, Саша.

– Кто б сомневался. Ты кого уговариваешь?

– Саш… Я и так задержалась. Мне давно пора быть дома.

– Он знает, что ты здесь?

– Да, знает.

– Конечно же… Иди. Нельзя мучить… хорошего человека.

Последнюю фразу Маша уже не слышала.

Прямой эфир. Аппаратная

Четвертый тур. ½ финала. Корзинка. Продолжение.

– Алексей, выход с рекламы, четыре, три, два, один… Эфир!

На эфирном мониторе, на фоне сектора с выбывшими из игры участницами появился как всегда улыбающийся, со сверкающими глазами Дикало:

– Ну что? Перед тем как мы увидим наших оставшихся четырех красавиц в «сверхъестественных» нарядах и в полной мере сможем оценить их вкус и способность подтвердить тезис, что настоящая женщина способна соорудить наряд из чего угодно, лишь бы это имело пространство и форму, хотелось бы услышать прогноз – кто же у нас по результатам этого тура сможет пройти в финал? В условиях, когда естественная красота искажена неестественными условиями ее демонстрации… Итак, кто хочет молвить слово? Ага, Алина Караваева, номер двадцать три.

Алина Караваева, натуральная голубоглазая блондинка (и почему это они вышли из моды?) с распущенными по плечам волосами, на лице – ни тени сомнения или печали (выдержка – беспрецедентная, умение держать удар, по-видимому, еще со времен работы управляющей скотобойней), не поднимаясь с места, нацелившись взглядом прямо в камеру, говорила отрывисто и быстро:

– На мой взгляд, в финале должны встретиться Янка и Соболева. Может, кто-то и считает Строеву более эффектной, чем Янка, а я считаю, что у нее больше вкуса! И есть все, для того чтобы победить!

– Спасибо! У кого другое мнение? Пожалуйста, номер двадцать, Ольга Чернова.

– Наших мужчин, конечно же, не всегда можно понять. Учитывая, что я здесь! – Ольга обворожительно улыбнулась. – Но я считаю, что сегодня победит Катя Строева.

– Ну что ж, а сейчас мы узнаем, так ли это? – Дикало взглянул на свой монитор. – На подиум вызываются! Маргарита Беляева! Белый сектор! Номер тридцать два! И Ксения Соболева! Оранжевый сектор! Номер три!

Под аплодисменты публики из «Пентагона» на помост буквально выпорхнула улыбающаяся Ксения и выдвинулась сосредоточенная Маргарита.

«Без шансов, – мелькнуло в голове у Железнова. – Без шансов для Маргариты. Ксения – в финале. И главное не в том, что наряд у Маргариты, включающий в себя в том числе малиновые колготки на фоне белоснежной пачки балерины, выглядел более аляповатым и безвкусным по сравнению с пеньюаром Ксении, перетянутым косым ремешком, сколько в той доле обаяния, которая была устремлена от них к окружающим их людям. А в этом компоненте – явное преимущество на стороне Ксении. Против природы не попрешь, – завершил свою мысль Железнов. – Это либо есть… Либо его не купишь».

«И что? – Железнов смотрел на Андрюхин монитор, который заплывал оранжевым цветом. – Что и требовалось доказать. Задачка не для «Джульетты». Ксюшка – в финале. Со счетом?»

На табло высветилось 31–20 в пользу Соболевой.

«Причем эти 20 в пользу Беляевой, – подумал Железнов, – в существенной степени были накоплены в головах жюри на предыдущих этапах».

– Наука, – Андрюха выдержал паузу, загоняя результаты голосования в свой комп, – вещь серьезная. Налицо предсказанный «Джульеттой» финал: Соболева – Строева.

– Не факт, – Наум смотрел на девятый монитор, где готовились к выходу из «Пентагона» Абдулова и Строева. – Сань, посмотри – у твоей крестницы, по-моему, есть шанс. Согласись, что есть.

– Няма, ты же знаешь, что шанс… – Железнов взглянул во вмиг ожившие глаза Наума, который категорически (!) не желал смириться с прогнозом «Джульетты».

– Шанс есть всегда… – несколько растерянно закончил он, глядя на девятый монитор.

В этот момент пошла команда «Выход», и на помосте предстала, именно предстала струящаяся, ежесекундно меняющая форму и одновременно взрывная испанская танцовщица – открытый лоб, волосы схвачены в пучок, открытые плечи и умопомрачительный волнующий разрез до пояса. «Да… Янка – гений! Неужели финал? Не факт… Но очень близко, – моментально пронеслось в голове Железнова. – Так, а что у нас Строева? Сильная позиция. Туго затянутая в шифон, женщина-вамп с субтильной девичьей фигурой и далеко не девичьей грудью, жгучая брюнетка с белым венком из фаты, томно прикрытые зеленые глаза, смотрящие куда-то в сторону. Хрупкость, сдерживающая неимоверную внутреннюю силу».

Дикало призвал голосовать.

Гостиница «Рэдиссон Славянская»

За 6 месяцев и 20 дней до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится».

Начало июня. Четверг. 21:10. Продолжение.

Железнов вернулся к одноногому столику в фойе, достал сигареты, на автомате вытащил одну из пачки, чиркнул зажигалкой. Его не отпускало чувство безысходности, которое накатило сразу же, как только Маша ушла.