Крымская война. Соотечественники - Борис Батыршин

— Если бы мы сами это понимали… — покачал головой Зарин. — Как нам сейчас не хватает вашего Велесова!

— В конце мая он будет в Крыму вместе с Великими князьями. Государь поручил Николаю Николаевичу и цесаревичу принять присягу у наших военных. К тому же, он везет императорские указы: о подтверждении прежних званий и наград, и об особом статусе участников боев за Крым. И готовьте наградные списки — кресты польются рекой…

Зарин повеселел.

— Присяга — это хорошо. Да и о выслуге лет надо подумать, о жаловании. У многих с собой семьи…

Андрей едва сдержал улыбку — он знал, что к числу этих «многих» относится и сам каперанг, сумевший вывезти жену и сына-гимназиста. Впрочем, трудно винить человека за стремление позаботиться о близких, тем более, что он чем дальше, тем явственнее проявляет недюжинные таланты организатора. «Эмигранты» уже видят в Зарине бесспорного лидера их маленького сообщества. Хотя, не такого уж и маленького: вместе с командами кораблей, из 20-го года прибыло около трех с половиной тысяч.

— А что с генералом Фомченко? — осведомился Эссен. — Сергей Борисович не сообщил? Он как, с нами или сам по себе?

— Это отдельная история. Велесов приедет — расскажет подробнее. А пока, господа, надо готовиться к переезду в Евпаторию.

_ Тогда уж — в Зурбаган, — добродушно заметил Зарин. — Раз Государь утвердил это название, надо и нам привыкать!

III

Севастопольская бухта,

транспорт «Березань».

Ох, и попались мы, товарищи! Ох и попались… Кто ж мог подумать, что беляки нас закинут на полсотни лет назад, во времена самого что ни на есть лютого царя? Как — почему лютого? Вот и видно, товарищ, что ты политграмоте не разумеешь. Этот самый Николай Палкин самых первых революционеров из пушек расстрелял. Декабристы, слыхал, небось? Товарищ Ленин что писал? «Декабристы, мол, разбудили Герцена, а Герцен развернул революционную агитацию». Наши были товарищи, сознательные. А этот Николашка, даром, что Первый, их из пушек! Выходит — что? Выходит он и есть самая первая контра в мировой истории!

Да, братцы, и Ленин о нем писал. Он вообще обо всем на свете написать может — такого необъятного умища человек! Одно слово, вождь мирового пролетариата. Одна беда, здесь он еще на свет не родился. А вот так, говорят тебе! Ильич семидесятого года рождения, а здесь какой? То-то. И товарищ Фрунзе не родился, и Троцкий Лев Давидович, тоже. Один князь Кропоткин, но к нему пущай анархисты бегают, они, известное дело, малохольные. А мы сознательные члены РСДРП(Б). Да и чего бегать, коли энтому князю едва 13 годков стукнуло?

Это как — «партии нету»? Что ты такое несешь, товарищ? А мы кто? Мы есть ячейка сознательных и беззаветных борцов за дело коммунизма! И раз мы здесь — то и партия есть! Только отдуваться нам за всех придется, такой наш революционный долг!

Нет, товарищ, эсеров тоже нету. Они даже царя еще не взорвали! Нет, Маркс с Энгельсом как раз есть, и уже сочинили «Манифест коммунистической партии!» Так что нам, товарищ, есть на кого курс держать! Одна беда — мало мы знаем. А сила большевиков — она в чем? В теории, братва. В самой что ни на есть верной пролетарской революционной теории. Без нее мы как слепые кутята будем тыркаться, а потому — первая наша задача этой теорией овладевать! А я, вот беда, почти все позабыл. Не до теорий было, все больше контру давил на фронтах Республики…

Знаю, что прочитать негде. А вот, помнится, юнкерье перед самым отплытием книжки грузили на пароход? Грузовиками подвозили. Я там заприметил энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Она-то нам и нужна.

А вот зачем. Когда я занимался в кружке политграмоты, один студентик приносил том из этого самого Брокгауза. Большой такой, в коленкоре, с золотым тиснением. В нем биография Карла Маркса прописана — и где родился и где жил, и где книжки свои писал. Надо нам этот том раздобыть. Как зачем? Карл Маркс — он кто? Правильно, вождь мирового пролетариата! Они с Фридрихом Энгельсом возглавляют революционную организацию, «Союз коммунистов». Коммунистов, понял? А ты говоришь — партии нет! Вот найдем их и спросим насчет текущей обстановки. Так мол и так, растолкуйте, как нам бороться с гидрой мировой буржуазии?

С языками у нас, правда, неважно. Ну, так большевики не боятся трудностей. Товарищ Ленин что требует? Учиться, учиться и учиться, и вырабатывать из себя сознательных пролетариев! Так что, хочешь — не хочешь, а придется и за языки засесть, если дело того требует. Как — не сможешь? А ты себя заставь! Большевик ты, или дерьмо собачье?

И не сомневайся, товарищ. Ты головой кумекай — зря, што ль, она тебе дана? Завтра мы с товарищем Водяницким в море уходим, в боевой поход. Он на «Казарском», а я на «Котке», старшим трюмным машинистом — повышение мне вышло. Хотят господа адмиралы произвести разведку, и для того посылают нас к самой Констанце. Дней за пять туда-сюда сбегаем, а ты подкатись пока к инженеру Глебовскому. Скажи — хочу книжки почитать, а их нету. Помогите вашсокородие! Он к рабочим ничего, добрый, глядишь, и не откажет…

Как — что спрашивать? Вот этот самый том и проси! А будет допытываться, почему именно его — соври что-нибудь, не впервой, чай, господам головы дурить! Будет это тебе, товарищ, партейное поручение. Голосуем? Кто за, поднимите руки. Вот и славно, что единогласно.

Переходим к следующему пункту повестки. Ходят разговоры, что скоро из Петрограда приезжает какая-то шишка, будет к присяге подводить, царю Николаю Первому. И не всех чохом, а кто сам вызовется. И это, товарищи, надо хорошенько обмозговать…

IV

Севастополь, Графская пристань.

Две низкие тени скользнули мимо Графской пристани вдоль стоящих на бочках линкоров, и направились к бонам, преграждавшим выход из бухты из бухты.

— Головным — минный крейсер «Казарский». - прокомментировал Адашев. — Солидный дедушка, почти полвека стукнуло. За ним другой старичок, «Котка».

— А минные аппараты на них есть? — спросил Коля Михеев. Лениво спросил, без интереса. Его можно было понять — слева, под ручку, шла очаровательная Сашенька Геллер. Под вечер, после службы юнкера заглянули в Морской госпиталь и предложили девушке, а заодно, двум ее новым подругам-медсестрам прогуляться по бульварам — благо, юнкеров, в отличие от остальных «эмигрантов», беспрепятственно выпускали в город. Геллеры же, по протекции доктора Пирогова, поселились при Морском госпитале; на них введенные недавно запреты не распространялись.

Приглашение было с радостью принято. Барышни сияли — еще бы, профланировать по городу под ручку с такими кавалерами! В кожанках, галифе, с маузерными коробками, на боку вместо сабель, очками-консервами поверх фуражек, юнкера выглядели умопомрачительно. Солидные каперанги и армейские подполковники козыряли им первыми, чины во всю глотку орали «Ур-р-р-а!». К ним присоединялись обыватели, запомнившие проезд бронедивизиона по городу. Это была мощь, сила, пришедшая на помощь из невообразимых краев. И управляли ею вот эти юнцы в ремнях и блестящих, как паюсная икра, куртках.