Исповедь черного человека - Анна и Сергей Литвиновы

В послании и впрямь оказалось лишь несколько строк.

«Дорогой Сергей Павлович! Не могу тебя, Главного конструктора, называть, как раньше, Серенчиком. Вот видишь, мой сын уже почти такой, какими мы с тобой были тогда, в ГИРДе. Я так счастлива, что Владик теперь работает у тебя. Я думаю, он в надежных руках, в твоем КБ он всему научится. Я, конечно, понимаю, что у тебя огромное количество забот, но все же попрошу: пожалуйста, береги его. По-товарищески жму твою руку.

Антонина Иноземцева».

Прочитав, Владислав отдал должное матери: она ничего не просила и никак гордый дух своего сына не ущемляла. Бумага, как показалось молодому человеку, дышала достоинством и благородством и в то же время все-таки служила рекомендательным письмом, вроде того, что отец д’Артаньяна посылал капитану королевских мушкетеров.

Королев тем временем бегло пролистал тетрадь Цандера, воскликнул:

— А Фриделю бы понравилось то, чем мы сейчас занимаемся! Как вы думаете, товарищи?

Положительно, он сегодня не просто в духе, но и немного на взводе (правда, Иноземцев не знал, может, это его постоянное состояние).

…Сначала неслись мимо мытищинских дач по Ярославскому шоссе, а потом долго ехали, через леса и рощи, по окружной. В районе «Бесед» по временному мосту переправились на другую сторону Москвы-реки. Пока ехали, Сергей Павлович стал выспрашивать у молодого человека, как его мама жила все эти годы, и вытянул из него едва ли не всю ее биографию. В тридцать восьмом году, не дожидаясь неприятностей (как эвфемизмом выразился Владик), она бросила РНИИ и уехала с двухлетним сыном в Энск. Потом война, эвакуация, возвращение в Энск, ожидание из лагерей Аркадия Матвеича. В сущности, они еще даже не доехали до Внукова, а Сергей Палыч все из Владика уже выпотрошил — всю мамину, да и его молодую жизнь заодно.

— А мы, молодой человек, летим в Крым. Но совсем не отдыхать. И я забираю вас с собой. Говорят, корень учения горек, но плоды его сладки. Последнее мы вам сейчас и продемонстрируем. Кстати, знакомы ли вы с теми, с кем имеете честь разделить борт машины, а впоследствии и самолета? Знаете ли вы, к примеру, кто этот мощный старик? — и Королев кивнул на человека, чье лицо смутно было Владику знакомо — возможно, даже по портретам в газетах, хотя странно, секретного Главного конструктора должны были окружать столь же секретные соратники. «Мощный старик», сидящий с отстраненным и даже немного скучающим видом, совсем на старика не походил: худощавый, но кряжистый, лишь чуть седоватый мужчина. — А ведь это, юноша, академик — да не просто академик, а член президиума нашей Академии наук, Мстислав Всеволодович Келдыш. Впрочем, здесь он по другому делу, просто отвечает за то, чтобы «Луна» летела туда, куда положено. И звать его тут, при мне, можно не по имени-отчеству, а просто: «теоретик космонавтики», — Келдыш устало, словно кинозвезда, улыбнулся Владику.

Потом Королев представил Владику и второго пассажира. Его имя ничего молодому человеку не сказало.

— Вас, наверно, юноша, надо отпросить не только с работы, но и из семьи? — продолжал Королев. — У мамы? Или с кем вы там живете?

— С женой. Она у нас же, в ОКБ, работает, в информационном отделе.

— О, прекрасно. Дадим ей с борта самолета радиограмму.

И Главный, словно мгновенно и безвозвратно потеряв к Владику интерес, начал беседовать с Келдышем о параметрах орбиты автоматической станции. Надо сказать, что и в дальнейшем Сергей Павлович ни разу к молодому человеку не обратился и ни о чем с ним не заговорил. Впрочем, иногда, в минуты затишья, Владик все-таки ловил на себе внимательный, изучающий взгляд Королева.

Вскоре они на минуту остановились у ворот Внуковского аэродрома, охранник даже никаких документов не потребовал, только спросил: «Вы на спецрейс?»

Когда шофер весело откликнулся: «Так точно!» — вохровец махнул рукой: «Езжайте к Ту-104, он здесь один».

Ту-104 был совершенно новым самолетом, который только что появился тогда в небе Советского Союза. На одном из таких Никита Сергеевич, к примеру, недавно летал в Америку.

Они подкатили к самому трапу, и Королев, никого не дожидаясь, быстро взбежал по ступенькам. Его с улыбкой приветствовала стюардесса. Келдыш и второй мужчина тоже пошли по трапу, а вслед за ними и Иноземцев. Он до сих пор не верил в происходящее, словно бы ему снился сладкий сон: лететь с Королевым, на спецрейсе, в Крым! В самых своих фантастических мечтах он даже выдумать не мог.

Бортпроводница на трапе и Владику радушно улыбнулась. А он ведь впервые в жизни собирался лететь по воздуху — и сразу таким бортом!

Вероятно, самолет предназначался для перевозки очень важных пассажиров, а может, даже самого Хрущева, потому что вместо двух рядов кресел, которые ожидал (по кинохронике) увидеть Владислав, в первом салоне имелись лишь пара кожаных диванов и длинный стол, а во главе его — массивное вращающееся кресло. Королев непринужденно сел в него. Он вообще, как уже заметил Иноземцев еще во время доклада Феофанова, везде, где бы ни был, занимал лидирующее положение, и все, кто ни находился рядом с ним, мгновенно начинали подчиняться его воле, даже если формально никак от Главного конструктора не зависели. Вот и теперь он вполголоса скомандовал стюардессе:

— Можно готовиться к взлету, основные прибыли.

Стюардесса мгновенно бросилась исполнять приказ, скрылась в кабине пилотов. Однако тут (Владик видел через иллюминаторы) к трапу подкатил еще один черный лимузин, оттуда вылез немолодой человек с чемоданчиком и через две ступеньки бросился вверх по трапу. Через минуту он появился в дверях: сухощавый, худой, лысый, с очень некрасивым, но по-своему привлекательным лицом.

— Боря, ты почему опаздываешь? — строго спросил Королев. — Я ведь дал вам две машины.

— Сергей Палыч, — попытался оправдаться вновь прибывший, — две машины не значит, что они в два раза быстрее станут ездить.

— Не дозрели вы еще до правительственного спецборта, Черток, — строго, но не страшно пригрозил Королев. — Будете впредь, как привыкли, на грузовых летать.

В самолете запустили двигатели, увезли трап, и лайнер стал выруливать на взлетную полосу. Вдруг Владик увидел, как наперерез ему мчится еще одна черная машина.

Самолет остановился, открылся люк, с борта выкинули лесенку, и по ней по-моряцки взобрался еще один пассажир. Мужчина был самый молодой в компании, лет тридцати пяти, и почему-то именно ему, изо всех оказавшихся на борту, позавидовал Владик: он-то сам, понятно, здесь из милости и по королевской прихоти, а вот у последнего пассажира, видать, все заслуженно: и черный лимузин, и правительственный спецборт. Их познакомили. Фамилия человека ничего Владику не говорила: какой-то Осташев.

Дальнейший полет, да и пребывание в Крыму воспринимались Владиславом как сон. Стюардессы накрыли роскошный стол, подали и коньяк, и Владик, хоть и на дальнем конце, но сидел вместе со всеми. Пить, правда, никто не стал, и уже очень быстро разговор Королева с соратниками ушел в такие технические дебри, что Иноземцев потерял его нить.