Выскочка-2 - Юлия Бузакина

всего лишь жена папы. А Сара – дочь. Ей папа никогда не посмеет отказать в любви.

– Да, я чуть позже наберу вам ванную, – Лера сделала вид, что не заметила ее недовольства.

Как и маленькая Сара, она все ждала его возвращения домой. И пока дети плескались в ванной, и потом, когда читала им сказку перед сном.

«Боже, но неужели так сложно позвонить?» – расстроенная почти до слез, укрывала одеяльцем Сару, а затем Дениса Лера.

Вот и наступил час, когда можно спокойно выскользнуть на лоджию. Дать себе небольшую передышку, прежде чем наступит самый страшный момент – время, когда она окажется одна в пустой, холодной постели и будет горько плакать от одиночества, бессильно сжимая подушку.

«Сегодня я чувствую себя еще хуже, чем обычно. Андрей вторые сутки в городе и даже не заехал повидаться с детьми. Дом строят для того, чтобы потом выгодно продать? Неужели эта Саша смогла убедить его остаться в Розе Хутор?» – поеживаясь от ночной осенней сырости, Лера курила вторую сигарету подряд. Прохлада пробиралась под тонкий шелковый халат, заставляла дрожать, но войти обратно в пустую спальню казалось еще худшей участью, чем мерзнуть на улице.

После третьей сигареты холод взял вверх над одиночеством. Лера, выбросив остатки сигарет в мусорный пакет, решительно дернула на себя дверь и сдавленно вскрикнула от неожиданности – в мятой рубашке и джинсах, скрестив руки на груди и презрительно морщась, перед ней стоял муж.

– Боже мой, ты до смерти напугал меня! – схватившись за сердце, замерла она.

– Зачем ты куришь? – фыркнул он в ответ. – Дом же освящали! В освященном помещении курить нельзя!

– Я курю на лоджии, – пожала плечами Лера. – Так немного легче пережить предательство любимого мужчины. У одиночества свои причуды.

Он поморщился, словно от зубной боли, но больше ничего не сказал про вред курения. Сел на кровать и начал стягивать с себя грязную одежду. Первой на пол полетела рубашка.

– Ты к нам надолго или, как обычно, на двадцать минут? – нерешительно остановившись перед кроватью, и боясь поверить в то, что он вернулся, посматривала на него Лера.

– Навсегда, как ты и заказывала. – Андрею удалось справиться с джинсами, и он поднял голову. – Я очень устал за эти два дня, Лера. В больнице и за рулем не поспишь, понимаешь? Потом была стройка, проблемы с бухгалтерией в «Преображении»… Я даже не помню, когда в последний раз пил кофе. Если в твоем сердце осталось хоть немного тепла после всего, что я натворил, будь добра, разогрей мне что-нибудь поесть, пока я приму душ. А после мы поговорим. Обещаю.

Он взял ее за руку и осторожно коснулся губами ладони.

Лера возмущенно выдернула руку и открыла рот, желая высказать все, что думает о нем, но остановилась. Сара так ждала папу. Она сама весь вечер просматривала звонки в телефоне, отчаянно желая, чтобы он вернулся домой. Разве дети обрадуются, если она сейчас прогонит его прочь, продолжая обижаться? И как она будет спать одна в этой холодной, бездушной постели, если он соберет вещи и уедет на ночь глядя?

– Хорошо, спускайся вниз после душа. Я приготовлю тебе ужин, и мы спокойно поговорим, – едва слышно произнесла она и медленно вышла из спальни.

Глава 28

Остатки горячих макарон с подливой быстро исчезали с тарелки. Видимо, муж действительно был голоден, если с таким аппетитом поглощал нелюбимые макароны.

Лера сделала ему горячий чай, тихонько опустилась на соседний стул и украдкой посматривала в его сторону. «Почему я так сильно его люблю? Он же предал меня, спутавшись с сестрой Аделины! Я должна его ненавидеть, а вместо этого сижу напротив и млею от счастья, что он вернулся!» – сердилась на себя она.

– Спасибо, – Андрей придвинул к себе чай и улыбнулся.

– Чему ты улыбаешься? – не поняла Лера.

– Я уже не помню, когда ты в последний раз делала мне чай. А сейчас ты заварила его именно так, как я люблю. Даже сахар положила именно в том количестве, которое требуется, – продолжая улыбаться, заглянул ей в глаза он.

– Думаешь, это может что-то изменить между нами? – невесело ухмыльнулась она.

– Да. Многое. – Он шумно отхлебнул глоток горячего чая и поморщился.

– Скажи, ты еще любишь меня? – вырвалось у нее, и в глазах мелькнула боль.

– Да. – Андрей отставил слишком горячий чай в сторону и торопливо сжал ее тонкие пальцы в своих теплых руках. – Да, я люблю тебя. Знаешь, я всегда считал себя этаким непогрешимым эталоном добродетели. Как в рекламе, что показывают по телевизору. Преуспевающий бизнесмен, идеальный муж и отец… Я так и не уловил, в какой миг мое восприятие себя в этом амплуа дало трещину. Я злился на папу за то, что он постоянно тычет мне в то, что я совсем не занимаюсь детьми, а пропадаю вместо этого под Сочи, разрабатывая новые проекты. Злился на тебя, потому что каждый раз, когда я возвращался, ты с тоской в глазах молила меня остаться дома подольше. И только после того, как грязная интрижка с Сашей выплыла наружу, я вдруг осознал, насколько вы все были правы. Семья не может быть крепкой, если ее глава пропадает где-то далеко. Сейчас передо мной стоит очень нелегкий выбор – оставить все как есть, или отказаться от второго проекта в Сочи и вернуться домой.

Он отпустил ее руки, поднялся из-за стола и прошелся по столовой. Лера с замершим сердцем застыла на своем месте.

– До вчерашнего дня я был уверен, что смогу убедить тебя переехать в Сочи. Ведь прибыль от «Valery-Hotel» позволила начать строительство второй гостиницы. «Преображение» – жалкий кукольный домик по сравнению с тем, что можно получить там. – Он остановился у окна и замолчал. Внутри него все еще тлело желание продолжать идти вперед по проторенной тропе на другом конце побережья.

– Перевезти нас туда?! Как ты себе это представляешь после своей интрижки? – ее голос дрогнул. – В Сочи такая же деревня, как и здесь. Все друг друга знают. Я не желаю, чтобы на меня показывали пальцем и шептались за спиной! Мне проще жить с мыслью о проклятом Антоне Владимировиче, и его планах на кресло мэра, чем видеть в глазах насмешки над женой, которой изменили! В этом городе хозяйка я. А там заправляет всем твоя Саша. Достаточно экспериментов во имя прибыли! Наш дом здесь. Я и дети – мы никуда с тобой не поедем. Это мое последнее слово.

Она шумно встала из-за стола и с грохотом бросила грязную