Последний император Китая. Пу И (1906-1967) - Виктор Усов

Выбор Пу И японцами в качестве правителя Маньчжоу-Го был обусловлен его притязаниями на реставрацию в Китае монархической власти Цинов. Японцы рассчитывали сделать Пу И орудием утверждения японского господства на всей территории Китая. Не дожидаясь обсуждения доклада комиссии Литтона в Лиге наций, японское правительство поспешило «признать» де-юре Маньчжоу-Го и подписать с его правительством 15 сентября 1932 г. в Синьцзине «Протокол Ниппоно-маньчжурского соглашения».

1-й пункт этого «соглашения» предусматривал признание и уважение прав и интересов Японии и японских подданных на территории Маньчжоу-Го в соответствии со всеми прежними японо-китайскими договорами, соглашениями и различными частными договорами [108]; 2-й пункт протокола [109] зафиксировал, что в случае признания наличия угрозы территории, миру, порядку, сосуществованию одной из «высоких договаривающихся сторон» Япония и Маньчжоу-Го будут совместно сотрудничать в поддержании национальной безопасности пострадавшей стороны. В этих целях японские войска будут размещены на территории Маньчжоу-Го [110].

Японские власти, вскользь намекая местным китайским чиновникам на возможные неприятности в ближайшем будущем, рекомендовали тем, кто служил прежнему маньчжурскому правительству, не оставлять своих постов и продолжать исполнять свои обязанности. Это было частью общего плана: весь мир и, в первую очередь Лига Наций, должны убедиться, что образование Маньчжоу-Го – результат «революции, осуществленной самим народом Маньчжурии»; Япония имеет к этому лишь косвенное отношение. Но была и другая часть плана – в соответствии с которой еще в сентябре генерал-лейтенант Хондзе получил приказ из «нейтрального» Токио: «Выселить 25 тысяч китайских семей и подготовить условия для переселения на их место японских семей». Эта часть плана стала быстро исполняться даже с определенным превышением: если до оккупации в Маньчжурии было около 250 тысяч японцев (из них 115 тысяч в Квантунской области), то уже к концу 1932 года их число достигает 390 тысяч (при этом 220 тысяч – за пределами этой области).

На территории Маньчжурии в спешном порядке были размещены 150 тысяч солдат и офицеров Квантунской армии. С марта 1932 года под эгидой Токио начинают формироваться и «национальные вооруженные силы» Маньчжоу-Го, которые уже к концу года насчитывали более 75 тысяч военнослужащих. Оснащены они были за счет японских поставок старым, снятым с вооружения в японской армии снаряжением. У нижних чинов встречались и такие музейные экспонаты, как ружья Маузера образца 1888 года, пехота, саперы и кавалерия были вооружены малокалиберными пятизарядными японскими винтовками и карабинами. Все унтер-офицеры были снабжены очками от пыли, по два унтера на эскадрон – биноклями. Каждому офицеру полагались и очки, и бинокль. Главнокомандующим являлся Пу И, которому формально принадлежала и вся полнота гражданской власти. А в действительности вся реальная власть была сосредоточена в руках чрезвычайного и полномочного посла Японии в Маньчжоу-Го, который по совместительству был и главнокомандующим Квантунской армии. Во все воинские соединения Маньчжоу-Го – от взвода и до дивизии – назначались японские военные советники и инструкторы, определявшие программы военного обучения и идеологического воспитания и отвечавшие за моральных дух солдат. При штабах воинских частей создавались японские жандармские подразделения общей численностью около 18 тысяч человек, выполнявшие контрразведывательные функции. Еще четыре тысячи агентов секретных служб занимались контрразведкой. Все они должны были «защищать народ Маньчжурии от китайских большевиков, гоминьдановцев и прочих бандитов». Практически все финансовые рычаги также находились в руках японцев [111].

Обращает на себя внимание обилие различных разведывательно-полицейских органов в Маньчжоу-Го, доказывающих, что оно создавалось как полицейское государство.

Кроме полицейского аппарата там существовали следующие японские разведывательно-полицейские органы:

Японская разведка, глава которой подчинялся непосредственно Токио.

Японская жандармерия, подчиненная японским военным властям.

Жандармерия Манчжоу-Го, подчиненная военным властям Маньчжоу-Го.

Государственная полиция Министерства Внутренних Дел Маньчжоу-Го.

Городская полиция, управляемая городскими властями.

Японская консульская полиция.

Отделы уголовного розыска, самостоятельные и не подчинявшиеся городской полиции.

Государственные разведывательные органы Военного Министерства Маньчжоу-Го.

Железнодорожная полиция в ведении железнодорожной администрации.

Кроме того, к концу 1932 года в государственном аппарате Маньчжоу-Го насчитывалось около трех тысяч японских «советников» и «консультантов» правительственной администрации. (К 1935 году их число уже достигало 5 тысяч, а к 1945 –му – 100 тысяч человек). Не только департамент или контора, но и рядовой служащий работал под присмотром одного или даже двух «советников»; они контролировали все и вся, требуя неукоснительного выполнения своих распоряжений.

Кто же выступал в роли японских советников в Маньчжоу-Го, учитывая срочную потребность в большом количестве «советников» и «консультантов»?

Как сообщал итальянский разведчик Амлето Веспа, в те годы работавший в Маньчжоу-Го на японцев, первый контингент японских советников при правительстве Маньчжоу-Го составляли самые случайные люди: любой японец, который с грехом пополам объяснялся по-китайски или по-русски, вполне мог рассчитывать на эту должность. Более того, в 1932 году 95% всех японцев в Маньчжурии – это люди, так или иначе находившиеся в натянутых отношениях с законом: содержатели публичных домов и притонов, торговавших наркотиками, контрабандисты и авантюристы всех мастей – короче говоря, представители самых разных видов подпольного бизнеса. До оккупации все эти люди с сомнительным прошлым и не менее сомнительным настоящим, находясь под защитой своего белого флага с красным кругом в центре и пользуясь правами экстерриториальности, были недосягаемы для китайских законов. Теперь большинство из них – и многие неожиданно для самих себя – оказались в креслах начальников административных учреждений, стали обладателями почти неограниченной власти, наказывая или милуя «по настроению». Нельзя сделать и шага без того, чтобы не заплатить им. Если бы японцы могли, они, наверное, обложили бы всех неяпонцев налогом за саму возможность дышать маньчжурским воздухом [112]. (Это вообще тенденция оккупационной политики Японии: ведь еще после русско-японской войны 1904-1905 годов китайцы в завоеванном японцами у России Квантуне съели всех своих собак, мясо которых широко употребляется в пищу и китайцами, и корейцами, потому, что новые хозяева и это животное обложили непомерным налогом).