Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан

Спустя два месяца «шикарная женщина» получала орден Почетного легиона в присутствии Пьера Кардена. В то же время на улице Фобур-Сент-Оноре, в «Эрмес», освободилось престижное место. Мартин Маржела, создававший с 1997 года восхитительные строгие платья из шерсти и кашемира для этого модного дома, покинул его, чтобы полностью посвятить себя созданию собственной марки. В фильме о супергероях моды загадочный Маржела играл бы роль человека-невидимки. Он не позволял себя фотографировать, не давал интервью, на его экспериментальных нарядах были нашиты бирки без опознавательных знаков. Для этого высокого темноволосого химика моды, надевающего старый халат во время примерок, тогда как Жан-Поль работает в джинсах и тенниске, мода была аскезой. «В конце семидесятых годов Готье входил в число тех немногих европейских дизайнеров, которые вызывали мое восхищение, – рассказывает любитель секретов. – Окончив Королевскую академию изящных искусств в Антверпене, я на два года уехал в Милан и безуспешно искал там работу… А потом на конкурсе, где Жан-Поль был членом жюри, я получил второй приз. Но в тот день я с ним не познакомился, слишком стеснялся. Затем я стал постоянно им звонить, но дом “Готье” не нуждался тогда в ассистентах. Наконец однажды Жан-Поль принял меня и прочел мое досье. От страха я дрожал как осиновый лист и едва мог произнести два слова. Месяц спустя его партнер Франсис Менуж предложил мне заняться двумя коллекциями на лицензионной основе. Само по себе предложение меня не впечатлило, но возможность работать рядом с Жан-Полем вдохновляла необыкновенно. Он попросил меня думать во время работы о его прошлых коллекциях, и я позволил себе предлагать собственные мелкие соображения. Ему это не всегда нравилось. Но однажды он произнес слова, которые стали для меня решающими. “Мартин, – сказал он, – все твои идеи очень хороши, но это не стиль Готье, это стиль Маржела!”». Сам Жан-Поль тоже не скупится на похвалы. «Мартин был просто потрясающим. Все, что он предлагал, было всегда попаданием в точку, я чувствовал, что он далеко пойдет. Хороший ассистент – это необыкновенная редкость. Когда много позже Николя Гескьер пришел ко мне на работу, он был просто… таким ассистентом, который делает ксерокопии и приносит кофе! В день, когда он уходил, я сказал ему, даже не задумавшись: “Жаль, что не могу сказать вам, что сожалею о вашем уходе, потому что точно не могу сказать, чем вы тут занимались”. Тем не менее его талант проявился в “Баленсиаге”, но у меня он был незаметен!»

А Мартин оказался еще более восхитительным сюрпризом, когда он совершенно раскрепостился, работая для дома «Эрмес». Жан-Поль аплодировал стоя. «Союз Маржела – “Эрмес” был торжеством разума и стиля!» – считал он. Но Маржела, верный его последователь, делал все, чтобы не нарушать пророчества Готье, и стал работать на себя. Он покинул Фобур-Сент-Оноре в 2003 году. Тогда Жан-Луи Дюма, который с 1999 года владел 35 процентами акций дома моды «Готье», выступая в роли мецената, предложил Жан-Полю занять освободившееся место креативного директора. «Я много размышлял об этом, – говорит Готье, – думал об Анн Демельмейстер[225], но потом сказал себе, что прекрасно могу заниматься этим сам». Услышав положительный ответ, его необычный патрон и коллега возликовал!

На пересечении священной улицы Фобур-Сент-Оноре и улицы Буасси д’Англа располагались громадные административные здания. Под изящным портиком девятнадцатого века красуется фирменный знак дома моды «Эрмес»: запряженная лошадью старинная открытая повозка. Любому новичку для того чтобы встретиться с Пьером-Алексисом Дюма, сыном Жан-Луи, художественным директором почтенной фирмы, сначала нужно пройти отбор, потом – подписать формуляр и дождаться пресс-секретаря, совершенно «эрметизированную» (местный неологизм) очаровательную особу, которая, неслышно ступая, и проведет его во внутреннюю часть крепости. Справа там находится ателье «специальных заказов», секретная служба, где производятся штучные изделия в единственном экземпляре. Потом появляется молодой наследник предприятия, которое в девятнадцатом веке занималось производством упряжи для лошадей: сдержанные движения, лаконичная речь… Благодаря этому рациональному человеку кожаные аксессуары приобрели небывалую прежде элегантность и красочность: мандаринового цвета сумки «Келли», розовые рюкзаки из страусиной кожи, бирюзовая крокодиловая кожа… Прежний мир сдержанных цветов дрогнул! «Я обожаю яркие цвета, это настоящее лекарство», – вполне серьезно говорит Пьер-Алексис. Сам он одет в строгий «осенний» костюм: темно-коричневый свитер и такого же цвета брюки. По его словам, появление безумца Готье в респектабельном модном доме – продолжение love story[226]. «Мой отец обожал Жан-Поля – рассказывает Пьер-Алексис. – Они вместе отлично развлекались. Думаю, он следил за его работой с самого начала, еще с 1976 года. Он пришел в восторг, когда узнал, что тот согласился заниматься женским прет-а-порте. Из них двоих Готье был больше ригористом, а Жан-Луи – фантазером. Я знаю, это звучит парадоксально. При этом на многое они смотрели одинаково и ценили одно и то же: сдержанность, любезность, образование. Они понимали друг друга с полуслова, как ярмарочные воришки, несмотря на разницу в возрасте, потому что их объединяла симпатия к странным забавным людям и радостное отношение к работе».

Каждый четверг Жан-Поль оставлял дела «Готье» и отправлялся на улицу Буасси д’Англа, преображаясь, словно человек-хамелеон. В его распоряжении были уникальные сорта кожи, отработанные годами технологии и линия прет-а-порте высокого качества, не уступающая продукции от-кутюр. Для него трудились в общей сложности двадцать человек: дизайнеры, стилисты, специалисты по работе с кожей. Все отмечали его исключительные требования, которые иногда было сложно понять, – но всем нравилось работать с Готье. Пьер-Алексис, старший портной, рассказывает: «Я смотрел, как он работает, и он ставил меня в тупик. Он приходил уже с каким-то планом в голове, он уже размышлял о некоем образе, который следовало разработать, а потом терпеливо воплотить в определенной форме. Сначала идея, потом работа модельеров-разработчиков, а полученный результат вдохновлял его на новые идеи. Это классическая работа художника». И капризы, которые всегда сопровождали этот процесс: он всегда спешил, подгоняемый сроками, а причудливейшие инструкции по сценографии объявлял в последний момент. Однажды он потребовал, чтобы принесли настоящий тропический кактус для оформления заднего плана, на фоне которого предстояло дефилировать гаучо в одежде с бахромой и в «стетсонах». В другой раз ему понадобился дорогой персидский ковер длиной сто метров: на нем должны были возлежать прекрасные одалиски. И наконец, ему потребовалось четыре настоящих пропеллера от самолетов тридцатых годов – Жан-Поль предпочел бы построить настоящую взлетную полосу – для последней части ремейка фильма «Касабланка». Всем на улице Фобур-Сент-Оноре приходилось подстраиваться, привыкать и выполнять его требования. Этот Говард Хьюз моды во всем имел последнее слово и распоряжался бюджетом, достойным султана.