Жена ювелира - Виктория Холт

– Увы, Ваша светлость, мальвазия в бочонке. Мы можем помочь Вашей светлости подойти к нему.

Георг был мертвецки пьян, но упоминание о мальвазии несколько оживило его. Он кивнул, закрыл глаза и начал храпеть. Мужчины зашептались между собой.

– Он беспробудно пьян.

– Это хорошо. Я рассчитывал на это. Давай попытаемся еще раз.

Мужчина наклонился к самому уху герцога.

– Ваша светлость, мы поможем вам добраться до бочонка.

Георг только слабо сопротивлялся, когда эти люди подняли его с кровати. Он не удивился и тогда, когда обнаружил, что склонился над бочонком и смотрит в него. Он склонился еще ниже. Что за нектар! Это опиум, навевающий прекрасные сны. Он может теперь в свое удовольствие отведать вина. Ему ничего не нужно, кроме вина. Ему стало трудно дышать, он постепенно захлебывался, не в состоянии поднять голову, так как два сильных человека держали ее опущенной, чтобы он вовсю насладился любимым напитком.

Георг задыхался и пытался высвободиться, но что мог сделать пьяный человек против двух сильных мужчин, замысливших убийство!

Очень скоро Георг, герцог Кларенсский, перестал сопротивляться. Тогда убийцы приподняли его и наклонили в бочку так, что его голова и плечи оказались погруженными в вино.

По Лондонскому Сити снова расползалась чума. Она пришла из тесных закоулков трущоб, разбросанных вдоль берега реки. Мужчины, женщины, дети лежали по обочинам дорог, стонущие, просящие о помощи, которую никто не осмеливался им оказать. Из переулков с их сточными канавами, заполненными помоями, зловоние которых усиливалось жарким воздухом, чума распространилась на главные улицы города. Грязный Флит, словно оживший от мух, кормившихся на отбросах, спускаемых в эту реку мясниками и кожевниками, разнес ее дальше, и весь город застонал от несущего смерть захватчика, неизменно вторгавшегося на его улицы каждые несколько лет.

Двор переехал в Виндзор, и в этом огромном замке незаметно нарастало напряжение. Приступы лихорадки у короля стали более частыми. Люди спрашивали друг друга: «Долго ли он еще протянет?»

Чувства Джейн к человеку, которого она любила столь страстно, странным образом смешались. Было грустно смотреть, как он, раньше затмевавший всех своим великолепием, стал таким толстым, что едва мог свободно передвигаться. Эдуард был баловнем судьбы; природа наделила его редкими качествами, которые должны были сделать его великим. Но что за злая фея дала ему эту чрезмерную любовь к удовольствиям, это потакание своим желаниям, которые разрослись до таких размеров, что задушили все его добродетели?! Видеть его сейчас не по возрасту постаревшим, жалко пытающимся вновь обрести мужественность, столь безрассудно растраченную им, было ужасно больно.

Он очень изменился после смерти своего брата Георга, который, как говорили, утонул в бочке с мальвазией, но Джейн, бодрствовавшая рядом с королем в ночь смерти Георга, не могла поверить в то, что это был несчастный случай. Она знала, что каждый раз, когда упоминалось имя герцога, король вздрагивал и его налитые кровью глаза смотрели сквозь собеседника, словно он думал, что сможет увидеть нечто скрытое от других. Джейн считала, что Эдуард приказал убить брата.

«Я всегда буду любить тебя», – пылко уверяла она когда-то красавца-купца в доме Мэри Блейг. Тогда она свято верила в это, но человек, которого она любила, был так непохож на сегодняшнего Эдуарда. Обаятельный, остроумный донжуан стал братоубийцей; красивый, неотразимый мужчина превратился в вызывающего отвращение распутника.

В смятении Джейн блуждала по парку среди величавых дубов и широко раскинувших ветви буков. Она ходила по широким аллеям, наслаждаясь одним из прекраснейших видов в Европе, взбиралась на башню Эдуарда III и смотрела на утопающие в зелени, ласкающие взгляд окрестности, которые пересекала поблескивающая на солнце река. Все это время она пыталась подавить в себе дикую и неистовую страсть к человеку, пленившему ее так же, как некогда король.

Теперь она много думала и о Гастингсе. Ей доставляли удовольствие встречи с ним, доставляло удовольствие оскорблять его, столь велика была ее ненависть к нему. Она не сознавала, что думала о нем больше, чем обычно, и что если ее мысли не были заняты Дорсетом, их заполнял Гастингс.

Однажды ветреным мартовским днем, когда Джейн гуляла во внутреннем парке, Дорсет увидел ее из окна и поспешил выйти к ней. Она заметила, что он приближается, и прислонилась к стволу древнего дуба, ибо при виде его всегда приходила в волнение.

Он схватил ее руки и поцеловал их.

– Джейн, – сказал он, – ты, наверное, колдунья, ибо, клянусь, на мартовском ветру ты выглядишь прекраснее, чем на любом придворном балу.

Джейн прекрасно знала себя, знала, что легко поддается соблазну, а жизнь с Эдуардом научила ее испытывать постоянную потребность в физической любви. Дорсет в своем великолепном одеянии напоминал Эдуарда поры их первых свиданий.

Он улыбнулся, чувствуя, какое впечатление произвел на Джейн. Для него это было не ново. Он притягивал своей животной жестокостью, своей порочной репутацией. «Дорсет – животное, – говорили женщины, – но очаровательное и неотразимое животное». В нем их привлекал не характер, а грубая мужская сила и чувственность.

– Почему ты заставляешь меня ждать, Джейн? – спросил он.

Она притворилась, что не поняла его.

– Когда это я заставляла тебя ждать?

– Ты знаешь, что я имею в виду. – Он считал, что ее удерживала не верность королю, а страх перед ним. – Кто сейчас твой возлюбленный? Только не говори, что Эдуард. Чем он сейчас занимается? Пытается заглянуть в будущее, ищет философский камень. О, Джейн, я бы вполне довольствовался настоящим, если бы ты согласилась разделить его со мной, я знаю гораздо более приятные вещи, которые интереснее искать, чем несуществующий философский камень. Джейн, ты не заслужила, чтобы тобою так пренебрегали. – Дорсет грубо схватил ее и, смеясь про себя, отметил, что она вся напряглась, пытаясь сопротивляться, но очень слабо. – Ты сама знаешь, что тебе вовсе не хочется увернуться от меня. Будь же честной.

– И ты советуешь мне быть честной! Ты, лишенный каких бы то ни было добродетелей?

Он приблизил к ней свое красивое лицо:

– Действительно, у меня нет добродетелей. Ну так что из того? Порок гораздо привлекательнее добродетели.

– Ты имеешь в виду моднее?

Джейн знала, что Дорсет порочен и упорно старалась преодолеть влечение к нему. В то же время она не могла не признать, что, желая отделаться от него, она так же страстно желала остаться с ним.

– Послушай, – сказала она со своим прежним задором, – при дворе много женщин, которым трудно устоять перед тобой, но не ошибись, думая, что все такие.

Она увидела, как к его лицу прилила кровь. Он сверкнул на нее глазами.