Чужое место - Андрей Величко

— Куда? — не понял кайзер.

Так как он в общих чертах знал русский язык, то мне не составило труда объяснить, какой именно адрес имеется в виду.

— Пожалуй, сначала послушай, — заржал Вильгельм. — Чтобы не было повода подозревать тебя в невоспитанности. И, как мне тут недавно шепнули, ты наконец-то помирился со своей матерью?

Сказано это было хоть и с тщательно скрытым, но все же заметным беспокойством. Ибо германофобство вдовствующей императрицы для него тайной не являлось, и то, что она успешно капала на мозг Александру Третьему о невозможности иметь дело с пруссаками — тоже.

— Не волнуйся, Вилли, — улыбнулся я, — она не могла меня ни в чем убедить даже тогда, когда я был всего лишь несовершеннолетним великим князем, тем более не сможет и сейчас. А польза от нее может быть, так зачем ее упускать?

— Хм… возможно. Ну ладно, счастливого пути! После Рождества, пожалуй, приеду к тебе полетать на дельтаплане, Лилиенталю я пока не очень доверяю в смысле надежности. Да, чуть не забыл. Ты не против, если я возьму с собой одного отставного генерал-лейтенанта? Его зовут Фердинанд фон Цеппелин, и он летал на аэростатах еще во время гражданской войны в Америке, а сейчас заинтересовался дирижаблями.

Я, конечно, ответил согласием, а то ведь уже начинал потихоньку беспокоиться — куда же пропал знаменитый граф Цеппелин? Пора ведь ему уже прорезаться, пора.

За четверо суток, проведенных в Англии, она сама и ее лорды пополам с сэрами и ледями надоели мне хуже горькой редьки, а Лондона я так практически и не видел. Зато королева Виктория неожиданно оказалась очень интересной собеседницей, и я подумал, что, пока она жива, любые телодвижения, могущие быть как-то связанными с Англией, надо делать очень осторожно. А вот когда на трон взгромоздится ее престарелый сынок, другое дело. То, что на гиганта мысли он не тянет, было видно даже мне, а Маля дополнила мои наблюдения тем, что Эдуард еще и неисправимый бабник.

— Ты что, уже успела? — удивился я.

— Нет, что вы. Но Тамаре явно светит, и надо подумать, под каким предлогом она сможет часто посещать Англию.

Мой автомобиль Виктории очень понравился, и я ей его подарил, причем с небольшим велосипедом в багажнике. А мотоцикл и дельтаплан продал, причем за цену, в полтора раза превышающую себестоимость всего привезенного в Англию набора техники. Кроме того, остающийся в Англии представитель Бари еще до моего отъезда успел набрать неплохой портфель заказов.

С матерью Вильгельма Викторией мы тоже встретились. Я выразил сожаление, что Маргарита из-за необходимости заботиться о малолетних дочках и прочих государственных обязанностях не может в ближайшее время приехать ни в Германию, ни в Англию, и пригласил даму в Россию. Виктория обещала непременно воспользоваться моим приглашением, но по ее кислой физиономии было видно, что спешить она совершенно не намерена.

Ну, а я сразу после этой беседы в последний раз сел за руль бывшего своего автомобиля и потихоньку, чтобы не отстал конный эскорт, доехал до порта, где меня ждал крейсер «Память Азова».

Первое, что мне сообщили по возвращении из Лондона в малом секретариате (то есть, по сути дела, в бюро пропусков Гатчинского дворца) — полковник Кондратенко подал прошение о высочайшем приеме. Да, подумал я, пора бы ему и доложить, что получилось с батальоном особого назначения, который уже полгода как доведен до штатной численности и сейчас базируется в Ропше.

— О срочности он ничего не говорил? Тогда запишите его на послезавтра, двенадцать часов. И подготовьте для него документы на желтую карточку.

Постоянные пропуска во дворец были трех видов. По красному можно было пройти только в Кухонное каре. По желтому — везде, но в особые зоны, то есть гараж и Арсенальное каре — с сопровождающим. И, наконец, обладатели зеленых карт могли перемещаться по дворцу без ограничений. Никаких исключений не предусматривалось — даже у нас с Ритой были зеленые карты. Правда, с золотым тиснением по краям, что отличало их от всех прочих.

Это были не книжечки, а именно карты-то есть прямоугольники из цветного картона с текстом и фотографией, запаянные в целлулоид. Такого бардака, как при моих предшественниках, когда во дворец можно было пройти, не предъявляя вообще никаких документов, я допускать не собирался. И вообще, работы по ограждению периметра Гатчинского дворцового комплекса, то есть включая Приорат, нормальным забором уже начались.

Его императорского величества отдельный батальон особого назначения получился довольно необычным по нынешним временам. Он состоял из пяти рот — обеспечения, пулеметной, роты автоматчиков и двух стрелковых, вооруженных укороченными винтовками Мосина, то есть карабинами. Вооружение пулеметной роты состояло из четырех «Максимов» под патрон Роговцева и двух десятков пулеметов МРВ, то есть Мосина и Роговского с водяным охлаждением — тех самых изделий под пистолетный патрон, первый экземпляр которых вызвал у меня немалое изумление. Однако полковнику оружие понравилось, пулемет же с газоотводной автоматикой пока еще не дошел даже до опытной партии.

Правда, большое количество рот компенсировалось их невысокой численностью. Пулеметная рота имела численность восемьдесят человек, остальные — по девяносто пять.

— Ну и чем вы меня порадуете? — поинтересовался я у Романа Исидоровича, когда он зашел в мой кабинет на третьем этаже.

— Батальон в первом приближении боеспособен, ваше величество, — заявил полковник. — Результаты учений позволяют утверждать, что в обороне он может успешно сражаться против обычного полка. Вот в наступлении — пока нет. Не хватает выучки, и нужна хоть какая-то артиллерийская поддержка.

— Пушки Барановского вас не устраивают?

— Нет, с ними недопустимо снижается подвижность, особенно в сложных условиях.

— Так ведь хозвзвод роты обеспечения у вас тоже на повозках.

— В случае экстренного марша он может и отстать, ничего страшного. Но если к началу боя не подойдут пушки, то зачем они тогда вообще нужны?

— Логично. Значит, вам не помешают переносные орудия, не снижающие мобильности пешего подразделения. Ладно, над этим я подумаю. Как у вас со стрелковой подготовкой?

— По сравнению со всей остальной армией — отлично.

— А по сравнению с идеалом? Под ним я подразумеваю офицеров Роговцева, испытывавших новые образцы вооружения.

— Так себе, — вынужден был признать Кондратенко. — Выделяемые на батальон патроны позволяют произвести в неделю пятнадцать выстрелов на человека. Как выяснилось, для подготовки хорошего стрелка этого недостаточно. В силу чего я приказал усиленно готовить тех, кто смог достичь приемлемых результатов на первых стрельбах, их примерно треть от общего числа, а остальные — кроме пулеметчиков, естественно — делают пять выстрелов месяц. В среднем.

Вот тут я решил, что надо показать, будто я слегка разозлился, хотя, конечно, это было не так.