Тайна мертвой царевны - Елена Арсеньева

– Петя, я знаю, что делать, куда идти! – вдруг воскликнула Елизавета Ивановна. – Мой дом! Мой старый дом! Ты помнишь, где он находится? Помнишь, как называется тот переулок?

Петр Константинович только головой покачал. Как же он мог забыть?! Ах, Лизонька, ах, умница!

– Давайте вернемся на Самотечную площадь и, клянусь, там возьмем извозчика! – воскликнул он. – Ната, улыбнись. Все будет хорошо. Он найдет нас! Он нас обязательно найдет!

Ната доверчиво повернулась к нему:

– Найдет?

– Я уверен, – пообещал Верховцев. – Пойдем.

На самом деле он совершенно не был в этом уверен. Ах, если бы можно было на этой обугленной стене оставить какой-то знак для Иванова! Но Петр Константинович боялся преследования. Это было необъяснимо, однако он всем существом своим чуял, что их будет искать не только Иванов, что за ними по-прежнему влачится та же черная тень, которая стала причиной убийства Веры Инзаевой.

Ната поскользнулась на обочине, где пыль смешалась с пеплом, но удержалась на ногах и пошла рядом с Елизаветой Ивановной.

Верховцев, не убирая револьвера, шел сзади, то и дело оглядываясь, однако улица была пуста. И все же он чувствовал спиной чей-то тяжелый взгляд.

Вдруг за спиной раздалось тяжелое громыханье.

Все резко обернулись. Их нагонял тот безногий на каталке, которого они видели недавно.

Культи его были заправлены в подвернутые ватные штаны, черная от грязи телогрейка туго натянулась на сильных плечах: он отталкивался от мостовой деревянными кругляшами, порядком уже сточенными. Лицо, еще молодое, обросло густой черной бородой, но из-под треуха торчали полуседые, неровно остриженные патлы.

А глаза его, устремленные к Нате, сияли – да ведь они полны слез, вдруг понял Верховцев, да ведь этот человек плачет!

– Ваше высочество! – прохрипел безногий. – Анастасия Николаевна! Ваше высочество!

– Ой! – прошептала Ната, опускаясь перед ним на корточки и заглядывая в лицо. – Луканов, голубчик! Это ты?!

* * *

«…После моего расследования я не думаю, что здесь были казнены все – и царь, и его семья. По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены императрица, царевич и великие княжны. Но я полагаю, что царь, семейный врач доктор Боткин, два лакея и горничная действительно здесь убиты…»[80]

* * *

– Афронт, – буркнул Бородаев, когда все вышли на улицу, где слабо светились несколько керосиновых фонарей. Наверное, в честь праздника фонарщикам приказали залить в них керосину: электрические-то фонари стояли только на главных улицах.

– Почему же афронт? – возразил Дунаев. – Надо раздобыть справочную книгу «Вся Москва за тысяча девятьсот семнадцатый год»… лучше бы за восемнадцатый, конечно, однако опасаюсь, что большевики никаких таких справочников не печатали, поэтому можно воспользоваться в крайнем случае за семнадцатый, – и отыскать там этого Сухарева. Возможно, мы отыщем нескольких человек с такой фамилией – значит, нам придется встретиться с каждым из них. Так мы обязательно выйдем на след.

– Вы так думаете? – резко повернулся Степан.

– Конечно, – ответил Дунаев, несколько удивленный его неприязненной интонацией.

– А вам не кажется странным, что позавчера телефон Риты не действовал, а сегодня нас соединили с ее номером беспрепятственно? – вкрадчиво спросил Степан.

– А что ж тут странного? – озадачился Дунаев. – Ей направили монтера, только и всего.

– Монтера?! – буквально возопил Степан. – Да вы что, сударь мой? С луны свалились? Или забыли, где находитесь? Сейчас вам не шестнадцатый год, а восемнадцатый! Я же вам рассказывал, как выборочно идут восстановительные работы. Я это знаю совершенно точно, поскольку у меня знакомый раньше на станции служил и ушел именно потому, что монтерам там работы больше нет: барышни сидят на старых, частью отключенных коммутаторах. А чтобы высылали монтера по частному адресу – да это фантастика, уэллсовщина! Что-то вроде пришествия марсиан или слухов о воскресении великой княжны!

– А кто воскреснул?! – вдруг хрипло спросил Файка.

– В самом деле, – подхватил Дунаев, – вы что имели в виду? И Подгорский упоминал о каких-то разговорах, которые в народе ходят: мол, кто-то из императорской семьи мог спастись.

– А вы верите в такую возможность? – Глаза Степана блеснули в тусклом свете фонаря, под которым они в эту минуту проходили, и Дунаев буквально кожей ощутил его цепкий, царапающий взгляд. – В возможность столь чудесного спасения?

– Я бы очень хотел, чтобы это было правдой, – горячо воскликнул он. – Не верю в такую возможность, но от всего сердца хочу верить!

– Понятно, – задумчиво пробормотал Степан. – А скажите, если бы вам предложили поучаствовать в некоем… ну, в некоем деле по оказанию помощи этой загадочной великой княжне, которой якобы удалось спастись, вы бы согласились?

– Разумеется, – развел руками Дунаев. – Как можно в этом сомневаться? Это священный долг всякого русского офицера, вообще всякого русского человека! А почему вы спрашиваете? Неужели это не слухи, а правда?

– Пока, кроме слухов, ничего конкретного нет, – отвернулся Степан.

– Так я и думал, – уныло вздохнул Дунаев.

За разговорами не заметили, как дошли до Спиридоньевского переулка. Открыв дверь парадного, Степан торопливо взбежал по ступенькам, а Дунаев ухватил Файку за рукав и придержал.

– Похоже на правду то, о чем Бородаев говорит? – шепнул он с жаркой надеждой. – Мог в Екатеринбурге кто-то из узников спастись? Ходили среди ваших какие-то разговоры об этом?

– Разное болтали, – угрюмо пробормотал Файка. – Да только я одного из тех, кто там был, в подвале, расспрашивал, и он грил, что всех постреляли – всех до единого. А потом тела в тайгу вывезли и там пожгли. И ее тоже…

– Кого? – удивился Дунаев.

– Да ту великую княжну, которая будто бы сбежала, – буркнул Файка.

– Ты тоже об этом слышал? – оживился Дунаев. – Но о ком именно говорят? Как думаешь, может это правдой быть?

– Да то об одной, то о другой болтали, – сквозь зубы выдавил Файка. – Только вранье это: убиты они все как одна!

– Жаль, – с тоской выдохнул Дунаев и ускорил шаги.

Дома Степан сразу направился в соседнюю комнату, принадлежавшую хозяйке, и вскоре вернулся, держа толстенный том в тускло-красном коленкоре с золотым двуглавым орлом и надписью золотыми же буквами «Торгово-техническая контора М. В. Козаровицкого» и перечислением товаров, которые эта контора предоставляла. Козаровицкий и его товары занимали чуть ли не весь переплет, и только на титульном листе значилось: «Вся Москва на 1917 год. Адресная и справочная книга г. Москвы». Дунаев вспомнил, что «Весь Петроград за 1917 год» был снабжен точно такой же рекламой на переплете – правда, на зеленом.