Пункт назначения 1991. Целитель - Виктор Громов

Эту команду Макар уразумел. Нет, сначала он для приличия повозмущался, костеря безмозглых людишек на гусином матерном. Но после добровольно сдал пост — заворчал, клюнул напоследок в темечко ближайшего из врагов, гордо поднял голову и вперевалочку удалился к загону. Я вспомнил о магии, проник в его сознание и подслушал мысли. Были они простые и ясные — гусь оказался доволен собой чрезвычайно. А еще он жалел, что врагов не удалось добить.

Я пошел следом, отворил герою дверцу, запустил его внутрь, сказал уважительно:

— Молодец. Хороший мальчик.

Изнутри загона загоготали в ответ.

— Эй, а мы? — Донеслось из недр выгребной ямы.

— Выбирайтесь, герои, — хохотнул дед, — сами. И к нам не подходите. Дюже вы сейчас красивые.

— И ароматные, — добавил Влад.

* * *

Ох, нелегкая это работа из болота тянуть бегемота. Мда, бегемота мне тащить не доводилось. А вот двух незадачливых селян… И не из болота, а очень даже из говна.

Ну, обо всем по порядку. От поверхности дерьмового озера до края ямы было прилично. Здесь, вблизи, стало ясно, что мужики сами выбраться не смогут никак. Радовало, что держались они не наплаву, а стояли на дне. Значит, утопление в ближайшие пять минут им не грозило.

Вынимать гусиные жертвы было нужно. Только как? Не руку же им протягивать! Нет уж, увольте. На это я не был способен, не смотря на воспитанный советской медициной гуманизм.

— Дядя Егор! — Я обернулся и крикнул в сторону крыльца. — У тебя грабли есть?

— Есть, — подтвердил хозяин, — как не быть. А тебе зачем?

Голос его зазвучал подозрительно. Я усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— А чем по-твоему я их отсюда тянуть буду?

Дед нахмурился и пробурчал:

— Не дам. Тяни, чем хочешь. Вот еще, пачкать нужную вещи из-за каких-то охламонов… Мне этот Митька со своим дружком столько крови попил! Еще мальцом у нас груши воровал. А сейчас, думаешь, зачем он сюда заявился?

Мне стало любопытно:

— Зачем?

— Во-о-от! — Дед торжественно поднял вверх палец. — Видел небось паразит, что я днем самогонный аппарат запускал. Видел и решил пошерудить в сараюхе на предмет дармовой литрушечки. А вот тебе, выкуси!

С крыльца в сторону ловушки протянулась внушительная фига. Дед покачал ею в воздухе и довольно добавил.

— Я теперь Макара каждый вечер выпускать буду. Пусть сторожит. Вон как у него здорово получается. Будет мне ловить разных паразитов и объяснять им, что лазать по чужим дворам не хорошо!

Из ямы раздалось жалобное:

— Мы больше не будем!

Я вновь усмехнулся и по инерции продолжи:

— И меньше тоже.

Потом подумал, что этот цирк мне стал надоедать. А потому…

— Дядя Егор, я же могу их и не тащить. Пусть остаются здесь. Захочешь, выудишь сам. Не захочешь, будут жить тут, в яме. Только кормить их не забывай.

И сделал вид, что собираюсь уходить. Такой вариант деду не понравился вовсе.

— Э, нет! — поспешно проговорил он. — Так не пойдет. Погоди, будут тебе грабли!

Дед, покряхтывая, спустился с крыльца, нырнул в сарайчик и вынырнул оттуда уже с граблями. Протянул их мне и произнес торжественное напутствие:

— Держи. И выуди уже этих паразитов. Мне тут лишнего мусора не надо.

И я приступил к делу.

Скоро возле ямы стояли два великовозрастных балбеса. Мокрые, грязные, вонючие, но, на первый взгляд, целые и невредимые. Баба Нюра выделила старое оцинкованное корыто. Мы с Владом натаскали из колодца воды. Я, в порыве неожиданного сострадания, выудил из памяти заклинание, зашептал, опустил в воду ладонь и взял на себя роль живого кипятильника. Вскипятить воду, конечно, не вскипятил, только подогрел.

Но и этого оказалось достаточно. Притихшие «грабители» поливая друг друга водицей, таращились на меня с суеверным ужасом, старались отодвинуться подальше.

Влад лишь тихонько посмеивался. Зато баба Нюра гордо подбоченилась и выдала:

— Чего пялитесь? Знахарь он. Самой Евдокии ученик!

Прозвучало это ужасно внушительно. И я неожиданно проникся. Решил развить успех. Наставил на мужиков палец, сказал спокойно-равнодушным тоном:

— Еще раз полезете воровать, руки отсохнут.

Страдальцы откровенно побледнели, хотели было чем-то ответить, но не рискнули.

Влад подсуетился, встал рядом со мной.

— И не только руки. — Он показательно провел рукой ниже пояса, задержал ладонь над причинным местом. — Все отсохнет! Начисто!

Непутевый Митька взбледнул пуще прежнего. Сложил пальцы, как для крестного знамения, но передумал и взвыл:

— Честное комсомольское! Товарищ знахарь, если я еще хоть раз! Да пусть у меня, — он глянул на свои штаны, поперхнулся, сглотнул и поспешно сменил тему, — да чтоб мне прова…

Опять заткнулся, бросил взгляд в сторону ямы. Потом зажмурился и выдал:

— Чтоб мне ни дна, ни покрышки!

Наверное, эта клятва показалась ему наименее опасной. Я с трудом сдержал гогот. Добавил вдогонку:

— Запомни, отсохнет и пикнуть не успеешь.

Бедняга совсем сменился с лица. Даже в неверном свете фонаря было видно, что бледность его основательно ушла в прозелень.

Дед крякнул с сожалением, опять нырнул в сарай и скоро появился на пороге с заветной бутылью в руках. От вида стеклотары страдальцы, как по команде, оживились, и принялись усердно смывать с себя остатки дерьма.

Хозяин почти не пил. Мы с Владом пригубили понемногу. Митька с Ленькой залились основательно. Им нужно было снять стресс. В дом, ясное дело, никто не заходил. Кому охота тащить к себе смердящих гостей? Разливали прямо во дворе на колоде для рубки дров.

Баба Нюра наскоро организовала стол — принесла домашних консервов, ржаного хлеба. Достала из рассола внушительный шматок сала. Вика с Верой дружно покачали головами и к нашей ароматной компании присоединяться не стали.

— Нам больше достанется, — хмыкнул Влад.

К себе страдальцы уходили с половиной бутыли и твердым намерением встать на путь праведный.

Мы тоже откланялись. На улице было уже совсем темно. Идти огородами не рискнули. Выбрались на дорогу, спокойно добрались в свете фонарей. У самой калитки Вика вдруг остановилась, уткнула в меня палец.

— Знаешь, — сказала она серьезно, — это не честно.

Я перехватил ее ладонь, попытался поцеловать. Но она вывернулась.

— Что именно? — Спросил я.

Вика показательно надулась.

— Мы тут страдаем, воду греем каждый день. А ты, оказывается вон как умеешь! Короче, ты понял!

Она ткнула в