День Всех Святых - Дмитрий Захаров

Уходя, Ямпольский сказал:

– Все, что вам потребуется, отче, любая финансовая поддержка для вашего прихода. Назовите сумму. Это меньшее, что я могу сделать.

После того как за ним закрылась дверь, Ермаков вкратце описал ситуацию:

– Редько поправляется, два пальца на левой руке пришлось ампутировать. Марина постоянно находится у него в больнице. Она сняла квартиру в Сестрорецке, там ночует. Хорошая новость. Алмаз нашли. Ямпольский прятал его на том самом складе, про который рассказал твой подопечный. Там вообще мясорубка. – Он поморщился. – Останки Леонида Тропина, с которого и началось расследование, изуродованы какими-то каббалистическими знаками. Рука была отрезана. Он и правда дьявол, этот Ямпольский! Кормил своих пленниц человеческим мясом!

– Ты Марине об этом не рассказал?

– Нет… Но впереди следствие, сама узнает… Мужчины помолчали.

– Черт меня раздери! – взорвался Ермаков. – Я ведь сам отпустил Копейкина в тот раз! Все могло бы быть иначе!

– Не ругай себя, Ермак! – твердо сказал священник. – История не знает сослагательного наклонения. Значит, так должно было случиться. Продолжай!

– Гражданскую жену Авдеева освободил ОМОН. Не знаю, какую судьбу ей готовил Ямпольский, но эту тайну он унес в могилу. В этом деле вообще много непонятного. Наши спецы исследуют его учение, читают стихи, изучают картины. Мы считаем, что алмаз ему был нужен для проведения обряда. Он намекал нам с Авдеевым на детали. Свет, меркнущий в глазах… Как-то это было связано с глазами предполагаемой жертвы, в ее роли должна была выступить Марина Авдеева. Много непонятного… – повторил Ермаков. – Как он умудрялся подчинять своей воле людей? И как технически он собирался совершить этот ритуал? Одно ясно наверняка. Этот парень обладал огромным даром! Он умудрился облапошить крупных бизнесменов, управляя компанией, пока его родной брат томился в психиатрической лечебнице. Он облапошил многих!

– Не всех! – возразил священник.

– Не всех… – согласился Ермаков. На его лбу отпечаталась глубокая морщина, раньше ее не было, заметил священник. Жизнь награждает нас незаживающими шрамами, а следы их нахождения в сердце и в душе.

– Как с женой?

– Нормально. Беда, она людей примиряет, сам знаешь…

Он замолчал, пристально глядя на солнечный зайчик, весело скачущий по белой стене.

– Жену Авдеева держали в одном из кабинетов вместе с негритянкой. Уроженка Эфиопии, дает сейчас показания…

– Там был толстый паренек такой, Федей зовут… Он спас меня, Ермак!

Ермаков нахмурился.

– Федор Ременников. Пока идет следствие, но, скорее всего, его поместят в психиатрическую лечебницу. Там были многие, включая Сайкина и бойцов из украинского спецназа. Один такой напал на меня у Пряжки. Конченые садисты! Ты круто с ними разобрался, святой отец! А вообще, дело будет идти долго, сам понимаешь…

Они старательно избегали той самой темы, наконец священник не выдержал:

– Он выживет?

– Я не знаю.

– Что говорят врачи?

– Полиорганная недостаточность. Переведя на русский язык – стрессовая реакция организма, несовместимые с жизнедеятельностью травмы. Я надеюсь. У него железное здоровье.

– Все смертны…

Священник приподнялся на локтях, поморщился от боли в боку. Ему повезло, так сказал хирург. Пуля прошла в полутора сантиметрах левее печени.

– Ты хотел еще что-то сказать, Гриша!

– Странная история, отче, – сказал Ермаков, глядя поверх плеча друга. – В Интернете описана всякая бесовская туфта. Типа знаки отличия… – Он через силу усмехнулся. – Короче говоря, у меня появилась такая штука…

Он скинул белый халат, засучил рукав свитера. На тыльной стороне предплечья краснело пятно. Неправильной формы запятая и подобие русской буквы «Г».

– Думал, собаки цапнули, там, на пустыре. – Капитан говорил подчеркнуто спокойно, но губы его дрожали. – Чё делать, святой отец?

– Приходи в храм, исповедуйся и причащайся! – спокойно ответил отец Константин, словно на руке товарища была сыпь, а не бесовская печать.

– Ане поздно? – криво усмехнулся Ермаков.

– Поздно бывает только в аду! – уверенно ответил священник.

Гребок, выдох. Гребок, выдох. Море словно взбесилось, черные валы громоздились один на другой. Мрачный горизонт исчезал в туманной дымке безбрежных морских просторов, ожесточенно завывал ветер, как попавший в капкан хищник.

Гребок, выдох…

У него кончались силы. Темная полоска берега неожиданно стала удаляться, словно его утягивал в пучину жестокий морской царь.

Два гребка, выдох…

Морская вода была соленой, как кровь, и горькой, как страдание. Бешеный кроль помогал ему держаться на плаву, но силы были на исходе. Руки и ноги налились свинцом, от ударов сердца звенело в ушах.

Гребок, выдох…

Опустив на выдохе голову в воду, он увидел на глубине Ямпольского. Сомнений нет! Это был он, человек-зверь, с черной рваной раной на месте адамова яблока. Ямпольский вцепился в ноги своими руками-щупальцами ему в щиколотки и увлекал в пучину. Сергей забил руками по воде, в легкие хлынула соленая вода.

О, Боже… Боже…

* * *

Что-то коснулось темечка, нечто легкое, невесомое. Будто солнечный луч пронзил толщу воды. Сильными рывками Сергей поднимался на поверхность, к свету. Он вздохнул свежего воздуха и закричал. Крик победителя. Громко галдели чайки. Солнце разогнало темные облака, высокой грядой выступали из тумана скалистый берег и узкая полоска песчаной отмели. По мелководью к нему бежали две женщины, их лица были мокрыми от морского прибоя и слез. Солнце согрело остывшую за время шторма землю, близился полдень…