Диктатура Гурова - Алексей Макеев

Когда они уже ехали в машине обратно в администрацию, Гуров сказал:

– Ну, Саша, Тихий теперь для тебя горы свернет. Если возникнут проблемы, есть к кому обратиться. Да и черти, сам знаешь какие, тебе подмогой будут – не все же мне к вам сигать час и минуту.

– Хитрый, Лева, не хуже черта! – рассмеялся Романов. – Значит, ты мне Кондрата с рук на руки передал!

– Убил двух зайцев: и его отблагодарил, и тебе помощника нашел.

– Не произноси при мне это слово! – поморщился Саша. – Я и так теперь при слове «заяц» вздрагивать буду!

Вечер в ресторане прошел прекрасно. Интерьер был изысканным и дорогим, причем все было привезено из Китая, а не сделано в соседней подворотне. Музыка – тихой, ненавязчивой и очень приятной. Блюда настолько экзотическими, что к радости всех присутствовавших Гуров несколько раз перепутал рыбу с курицей и наоборот. А что делать, если он никогда не пробовал настоящую китайскую кухню?

Расплата пришла на следующее утро, когда он почувствовал боль в левом боку. Если бы он верил в такие вещи, то решил бы, что сам себя сглазил, пожаловавшись Орлову на свою поджелудочную. Но он был реалистом и понимал, что сам во всем виноват – нечего было вчера так увлекаться сначала у Тихого, а потом в ресторане.

Изо всех сил стараясь не показать, насколько ему плохо, потому что Саша мигом упек бы его в больницу и даже слушать ничего не стал бы, он, сославшись на отсутствие аппетита, скромно позавтракал чаем с сухариками и пригоршней таблеток. Всю дорогу до Москвы сначала в вертолете Романова, а потом уже в самолете он сидел, сцепив зубы, и старался не стонать. К счастью, в аэропорту его встречал Стас, которого направил туда так кстати поверивший Гурову Орлов. Крячко было достаточно одного взгляда, чтобы понять, как же хреново его другу, и он не только довез его до дома, но даже поднялся с ним в квартиру с сумкой в руках. Дома Лев переоделся и, снова напившись таблеток, лег на диван. Стас тем временем вызвал врача, а потом сел рядом с другом и потребовал подробности. Чтобы отвлечься от мучившей его боли, Лев стал рассказывать, и Крячко, услышав о военных и других подвигах Степана, сначала оторопел, а потом воскликнул:

– И Колька ничего не знает?! Да я ему сам тогда расскажу!

– Не надо, пусть сами между собой разбираются, – посоветовал ему Лев и спросил: – А в управлении какие новости?

– Все дружно жалеют тебя и осуждают Марию, которая тебе якобы вовсю изменяет, – сказал Стас. – Поговаривают даже, что дело идет к разводу. Так что теперь наши женщины, причем не только из незамужних, ходят на работу исключительно при полном параде и ждут не дождутся твоего возвращения.

– О, господи! Они же на меня охоту объявят! – простонал Гуров. – Кажется, Петр перестарался. Я же просил его потихоньку сказать это только для того, чтобы служба собственной безопасности от меня отцепилась.

– А то ты не знаешь, как у нас в управлении слухи разносятся! – удивился Стас. – Кстати, до Марии они не знаю как, но тоже дошли. Она мне позвонила, я приехал и… Лева! Я знал, что в гневе она страшна, но чтобы настолько! Она с час бушевала так, что стекла дрожали, потом немного поутихла, и я ей все объяснил. По-моему, только тогда до нее наконец-то дошло, что она натворила, приняв эти подарки. Ладно, моя жена с ее простой норковой шубой! Кто ее видит? А Маша ведь человек публичный! В общем, она полна раскаяния и все такое прочее! Кстати, я ей позвонил, и она должна, сорвавшись с репетиции, вот-вот приехать.

Мария действительно появилась довольно скоро, и Стас уехал. Она села на его место, взяла мужа за руку и виновато сказала:

– Лева! Прости меня, дуру! И как ты только со мной столько лет живешь?

– С радостью, Маша, – ответил Лев, притягивая ее к себе, и невольно застонал.

Мир в доме был восстановлен, счастье снова засияло ясным весенним солнышком, и жизнь отравлял только проклятый панкреатит. Но винить в этом Гурову, кроме себя, было некого – сам дурак!

За три тысячи лет до описываемых ниже событий. Приалтайские степи.

…На высоком холме у шитого золотой нитью шатра властителя скифов Анахарсиса царило смятение. Его сын Марсагет, минувшим днем уехав со своей дружиной на охоту, к назначенному сроку не вернулся. Мрачный, как туча, Анахарсис вызвал к себе начальника своей личной стражи Кадуя и приказал тому найти Марсагета во что бы то ни стало, живым или мертвым.

По травянистому степному простору, распугивая стаи дроф и сайгаков, в разные стороны помчались царские стражники. Они объехали все охотничьи угодья, все поросшие мелколесьем дальние балки, добрались даже до ближних лесистых предгорий старика Алтая, но разыскать сына Анахарсиса так и не смогли. Он словно испарился, как капля воды, попавшая на раскаленные камни очага. И тогда царь собрал всех своих советников, всех мудрецов, знахарей и шаманов и попросил у них совета – как теперь ему быть? Другого наследника у него нет, а Марсагет пропал бесследно.

Долго те думали, возносили жертвы богам, лили в ледяную родниковую воду топленый воск и расплавленное золото. Когда же их уму пришло полное просветление, дарованное богами и духами, а все тайные обряды привели к одному ответу, явились они к царю и сказали, что сын его еще жив, но томится в какой-то западне. Пусть царь объявит великую награду тому, кто сможет освободить наследника, и Марсагет очень скоро будет в шатре отца.

Когда царский указ глашатаями был объявлен по всем степям, по всем стойбищам, к Анахарсису пришел молодой воин по имени Скилур, который сказал, что попытается разыскать царского сына. Однако царь усомнился – по плечу ли ему такая задача? Воин был смел, но рост имел не великанский. Да и от роду ему было всего двадцать три – время чувств, а не дальновидного ума и углубленной мудрости. Можно ли было надеяться на то, что, даже найдя Марсагета, тот сумеет справиться с этим непростым и очень нелегким делом? Что, если Скилур только переполошит похитителей и те, дабы не позволить царевичу обрести свободу, убьют своего пленника прямо в его узилище?

И тогда Скилур, выйдя из царского шатра и спустившись к подножию холма, подхватил на плечи своего скакуна и без натуги, легко и быстро донес его до самой вершины. Затем, взяв в руки одну лишь плеть, призвал себе в поединщики десять лучших воинов, вооруженных мечами-акинаками. И одно сухое полено не успело прогореть в костре, как этот бой закончился. Царь не мог поверить своим глазам, когда увидел всех десятерых обезоруженными и поверженными наземь, прячущими глаза от стыда и досады.

Призвав в свидетели силы земные и небесные, у священного жертвенного костра Анахарсис клятвенно пообещал дать Скилуру золота столько, сколько весит бык-двухлеток, а также во владение степные земли – сколько от рассвета до заката мог бы обскакать лучший конь без седока. И Скилур отправился на поиски царевича. Поехал он по тем местам, где Марсагет охотился со своими друзьями, и очень скоро нашел следы, на которые прежде никто не обратил никакого внимания. А увидел воин, помимо следов конских копыт с подковами, сработанными кузнецами его племени борусков, подковы другого скифского рода – гелонов. И понял он, что именно они взяли Марсагета в плен…