Призраки не лгут - Ларс Кеплер

— Ну, иногда она бывала не так уж мила, — улыбнулась Элин.

— Я так и понял.

— Вы продолжите расследование, если я заплачу́?

— Я не могу брать у вас деньги, потому что…

— Я уверена, что юрист все уладит.

— Может быть. Но это ничего не изменит, — мягко пояснил Йона. — Прокурор собирается закрыть расследование.

— Что же мне делать? — потерянно прошептала Элин.

— Мне не следовало бы говорить вам об этом, но я собираюсь искать дальше. Потому что я уверен — Викки жива.

— Но ведь в новостях сказали… — прошептала Элин и прикрыла рот рукой.

— Что машину нашли на глубине четырех метров, на раме разбитого ветрового окна были кровь и волосы, — подсказал комиссар.

— Но вы уверены, что они не погибли? — Элин быстро вытерла слезы.

— Я уверен, что они не утонули в Индальсэльвене.

— О господи, — прошептала Элин.

Элин снова села, отвернулась и расплакалась. Йона, чтобы дать ей время, подошел к окну, выглянул. Моросил дождик, деревья в парке качались под вечерним ветром. Наконец комиссар спросил:

— Вы не знаете, где она могла бы скрываться?

— Ее мать ночует по гаражам… Я как-то видела Суси, когда отдавала ей Викки на выходные… Она тогда получила жилье в Халлунбергене, но ничего не вышло, и они и дальше спали в подземке. Викки нашли одну в туннеле между станциями «Слуссен» и «Мариаторгет».

— Тогда отыскать ее будет нелегко.

— Я не видела Викки восемь лет, но персонал Бригиттагордена… они же говорили с ней, они должны что-то знать.

— Должны, — кивнул Йона и замолчал.

— Так что?

Комиссар взглянул Элин в глаза:

— Единственный человек, с которым Викки говорила, — это медсестра, а она убита… и муж этой медсестры, куратор. Вот он должен знать много всего… или хотя бы что-нибудь, но он в очень тяжелом психическом состоянии, врач не пускает к нему полицейских. И тут ничего не поделаешь — врач считает, что разговор с полицейским ухудшит процесс реабилитации.

— Но я не из полиции, — сказала Элин. — Я могу поговорить с ним.

Она встретилась взглядом с комиссаром и поняла, что именно это он хотел от нее услышать.

В лифте ее накрыла тяжелая, почти наркотическая усталость — следствие напряжения и слез. Элин вспоминала голос комиссара, мягкий финский акцент. Взгляд красивых серых глаз был странно острым.

Атлетически сложенная женщина, сослуживица комиссара, позвонила в больницу Сундсвалля и узнала, что куратора Даниеля Грима перевели в другое отделение, однако лечащий врач зорко следит за тем, чтобы во время реабилитации полицейские никак не смогли связаться с больным.

Элин вышла из больших стеклянных дверей полицейского управления, перешла улицу, села в свою BMW и набрала номер больницы. Ее соединили с отделением 52-В. Элин узнала, что переводить входящие звонки в палату Даниеля Грима запрещено и что время для посещений — до шести часов вечера.

Элин ввела адрес в навигатор. Оказалось, что кратчайшим путем до больницы триста семьдесят пять километров, и если Элин тронется прямо сейчас, то будет на месте без пятнадцати семь. Элин развернулась на Польхемсгатан, въехала на тротуар, снова съехала на проезжую часть и покатила прямо к Флеминггатан.

Когда она стояла у первого светофора, позвонил Роберт Бьянки. Он напомнил, что через двадцать минут у нее встреча со Свеном Варгом из «Чинневика» в «Уотерфронт Экспо».

— Я не успею, — коротко ответила Элин.

— Сказать, чтобы начинали без тебя?

— Роберт, я не знаю, когда вернусь, но точно не сегодня.

На трассе Е 4 она сообразила, что превышает разрешенную скорость на двадцать девять километров в час. Штрафа Элин не боялась, а вот лишиться водительских прав было бы некстати.

Йона чувствовал, знал, что Викки Беннет и мальчик живы. Он не мог бросить их на произвол судьбы.

Девочка, забившая насмерть двух человек и резавшая людям лица разбитой бутылкой, похитила малыша и теперь где-то прячется вместе с ним.

Все считают, что их уже нет в живых.

Их больше не ищут.

Йона стал вспоминать, на чем он остановился, когда Сонья Раск из полиции Сундсвалля сообщила о записи на бензозаправке. Перед ее звонком он говорил с воспитанницей из Бригиттагордена, и девочка сообщила, что Викки принимала зипрексу.

Йона уточнил действие таблеток у жены Нолена, которая была психиатром.

Многих элементов головоломки еще не хватало, но комиссар вполне допускал, что Викки приняла слишком большую дозу зипрексы.

Каролина говорила, что после того, как рассосешь одну таблетку, все мышцы сводит, и описывала внезапные приступы беспокойства и гнева.

Комиссар закрыл глаза и попытался представить себе, как Викки требует ключи. Вот она угрожает Элисабет молотком, приходит в ярость, бьет, снова бьет. Потом забирает у мертвой женщины ключи и отпирает дверь изолятора. Миранда сидит на стуле, завернувшись в одеяло, когда Викки входит и бьет ее камнем по голове.

Перетаскивает Миранду на кровать, пристраивает ее ладони на лицо.

Только после этого ярость стихает.

Викки в замешательстве; она забирает с собой окровавленное одеяло и прячет его под кроватью. Тем временем начинает проявляться успокаивающий эффект лекарства. Викки чувствует чудовищную усталость. Она просто заталкивает сапоги в шкаф, прячет молоток под подушку, ложится и засыпает. Через несколько часов просыпается, понимает, что наделала, в панике вылезает в окно и бежит прямиком в лес.

Лекарство может объяснить приступ гнева и то, что девочка уснула на окровавленной простыне.

Но что она сделала с камнем? И был ли вообще камень?

Второй раз в жизни Йона спрашивал себя, не ошибся ли Нолен.

Без пяти шесть Элин вошла в двери отделения 52-В, поздоровалась с санитаркой и сказала, что приехала к Даниелю Гриму.

— Время посещений закончилось, — ответила женщина и пошла дальше.

— Закончится через пять минут, — улыбаясь, сделала попытку Элин.

— Мы закрываем отделение без пятнадцати шесть, чтобы привести его в порядок.

— Я приехала из Стокгольма, — умоляюще сказала Элин.

Санитарка остановилась и посмотрела на нее; было видно, что она колеблется.

— Если сделать исключение один раз, публика тут дневать и ночевать будет, — сурово сказала она.

— Ну пожалуйста! Я только…