Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир
Шрифт:
Интервал:
милая компания в облаках – все те же —
то зеленым то красным —
на мигающем крыле боинга…
и когда издыхающим крабом
ты еле двигаешься и не хочешь жить
они взлетают смеясь
на гребне волны
в мраморном изломе
на излете рассыпаются пылью
чтобы после навещать тебя во сне
умалчивая что уже умерли
ты обречен своим современникам
ты постоянно поверяешь им себя
а про них ты и так всё…
мусор и водоросли…
и вас все меньше то есть все больше
многие из вас уже памятники
их рубашки – пыльные хламиды
мятые брюки в античных складках
вылепил себя – постарался
на века…
даже если ты остался совсем один
на равнине среди изваяний
из известняка и песчаника
друг для друга вы – теплые живые
в застиранных больничных халатах
цвета моря с тесемками
ПАРТИ
событие нескладное по сути своей
всегда распадается
на неравные куски
собирать потом —
остается в памяти
совершенно не то
вот недавно
приклеил я к одному типу
чужие усики
надел свою пёструю рубаху
и заставил объясняться по-английски
между тем
этот Джим из Нью-Джерси
возбужденно
потягивая очередной джин-джус
мне поведал на ломаном «пиджи»
что ему нравятся мои «муви»
что у них в Самаре был симпозиум
что они будут рыдать от радости
«вери-вери»
если я приглашу их в свою Вирджинию Вулф
«всю Самару?» – глупо спросил я
«только наш клуб – наш клаб» —
деловито поправился он
«на вожделенный конкурс джужасов» —
«что ж – ждем»
И он удалился в другую комнату
в туалет в зазеркалье
потому что когда он вернулся —
это была женщина
крупная с высоким бюстом
и целым биллиардом на шее
погромыхивая которым
стала наступать на меня
похохатывая что с благотворительной целью
возможно это и был Джим
но он не говорил по-английски
катринка не скалдывалась
калтинка не скрадывалась
не складыварась…
ЧУЖОЙ
еще на лестнице я проскользнул
между мамой и дочкой
так вильнул бедром —
слава Богу не задел никого…
на улице
меня можно принять за пьяного
собаки облаивают
отпрыгиваю от встречных
взвизгнули тормоза
такая была широкая – во весь тротуар
и все-таки он тянет тянет руку
о Боже! облился потом…
потом долго мыл руки в туалете
как леди Макбет
(у меня и мыло с собой)
нюхаю – всё пахнут чужим
сквозь сирень
бывает и бутерброд не могу
проглотить
царапает гортань
а полный желудок? кишки?
извергнуть извергнуть
извергнуть из себя!
так и живу – каша и теплое молоко
лучше всего в ванне
температура 36 и 6
собственное тело не мешает
белый кафель
глаза закрываются
вот она сущность
всему чужой
откуда я?
заберите меня назад
пожалуйста
ДВОЙНИК
из такой арктической дали
он бежит
и всегда успевает
недоуменно-лукавым глазом
едва обернусь
он знает обо мне больше
иначе почему всегда —
а я о нем:
вот виски
поседели курчавятся
если ближе —
разглядишь бородавку на веке —
куриной перепонкой
дергается
еще с детства
упирались лоб в лоб
плавали – плавили
толстое стекло
глаза буравили меня
наливался жестокостью и злобой
никто из домашних
школьные коридоры с окнами
где отражалось
просто в голову никому
сразу раскровянил нос и губы
стоило ему вскинуться
схватил за волосы
таскал по полу как тряпку
в его же кровище
если бы не оттащили
и это был товарищ и друг
ей было больно! больно!
ты ненавидел их всех! всех!
вечером в темном стекле
лампа и люди – чужие
позже когда гасили свет
твоя тонкая рука —
под кроватью: гантели
ведь это были чужие родители
у него была противная привычка…
слава Богу утром
снова просыпался собой
солнце на потолке
всех вас люблю
но краем глаза —
молнией тени
ты ускользал
пытался тебя подстеречь —
но ты всегда подставлял
черный свой зад – амальгаму
НАШЕСТВИЕ МЕДУЗ
в сумерках при свете фонарей
с причала
разглядеть внизу в волнах
розовую пушку
двигается толчками
глубоководные —
целое стадо
почему их с моря пригнало столько?
честное слово я видел:
ладная фигурка
мелькнула над перилами —
в глубине обняла
поросенка
захрюкал
повлек потащил
в набегающую
темноту
там вдали два огонька —
белый и красный
левее зеленый – уже берег
а стадо чудовищ несло и несло
выкатывало на пляж
голубые свиные туши
обнаженные женщины подростки
в беглом свете прожектора:
влажные кудри
задранные пятки
сырыми мазками бёдра
лопались лампочки
с проводов соскакивали искры
дул сильный ветер
в щели настила плескалось и там
мелькало такое
напряженно-лиловое
из чьих-то эротических фантазий…
и терлось о причал
рыбачье судно —
поднималось опускалось
на палубе залитой электричеством
блестела белая плоть в бочках —
салака
парень в каляном брезенте
щедро зачерпывал миской
и сыпал присевшим вверху хозяйкам
между колен
блестящим потоком
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!