Коронация Зверя - Валерий Бочков

– Слушаю вас, – обратился я к Ольге и положил ладони на стол.

Дерево было старым и холодным на ощупь. Столу было лет сто пятьдесят, если не все двести.

– Вы лично знаете Сильвестрова, – решила обойтись без реверансов Ольга. – Как психолог…

– Социолог, – поправил я.

Она не обратила внимания на замечание и продолжила:

– …вы можете объяснить его мотивацию, предугадать действия. Как он принимает решения? Чем руководствуется? В большей степени спонтанен или…

– Вам нужна модель психологического типа Сильвестрова? – перебил я. – Извольте. По типологии Платона он относится к тимократическому типу с ярко выраженным честолюбием и страстью к лидерству. С явными элементами тиранического типа. По теории Выготского он относится к концептуальному активному типу. Синтетичен, воспринимает явления как интегрированное целое…

– Извините, – мрачно оборвала меня очкастая девица. – У нас нет времени…

– Ангелина! – одернула ее Ольга.

Девица замолчала, зло зыркнула на меня из-под очков.

Ольга кивнула мне, я продолжил:

– Впрочем, горячая Ангелина, пожалуй, права. – Я сладко улыбнулся, девчонка беззвучно фыркнула. – Времени у нас действительно нет. Чем конкретно я могу помочь?

Мой вопрос повис в воздухе, в подвале наступила тишина.

– Мы хотим чтобы вы от нашего, – Ольга оглядела сидящих за столом, – от нашего имени вступили в переговоры с Сильвестровым.

– Что? – опешил я. – Вы серьезно?

– Вполне. – Ольга спокойно посмотрела мне в глаза.

– А вам не кажется, что это по меньшей мере аморально? Украсть ребенка, потом шантажировать отца… Не кажется?

– У нас есть цель, и мы…

– Какие бы замечательные цели вы тут ни ставили, методы ваши – полная дрянь. Дрянь и преступление!

– Послушайте, – Ольга терпеливо продолжила спокойным тоном, – все гораздо сложнее…

– Конечно! – Я сжал кулаки. – Конечно, сложнее! Кто бы сомневался! Ситуация всегда становится гораздо сложнее, как только нужно провернуть какую-то мерзость.

– Дмитрий, – Ольга тоже повысила голос, – послушайте…

– Нет! Это вы послушайте! – Я стукнул кулаками по столу. – Вы понимаете, что существуют моральные границы, которые нельзя преступать? Какие бы там у вас благородные цели ни были! Какое бы распрекрасное будущее вы ни строили! Нельзя, нельзя воровать детей!

– Ее никто не воровал, – проворчала Ангелина, глядя сквозь меня. – Она сама согласилась. Сама.

Я поперхнулся.

– Говорю вам, – сказала Ольга с нотой злорадства. – Все не так просто.

– А как же… – промямлил я. – Как же школа? Пожарная лестница? Циркач-гимнаст?

– Гимнаст. – Ольга улыбнулась. – Жанна зашла в туалет, раскрыла окно, бросила свой браслет – наши уже ждали внизу с голубем. Сама спряталась в кладовке, там, где ведра, швабры всякие, а ночью мы ее забрали…

– Но он же отец… – начал я, но Ангелина меня снова перебила:

– Она его ненавидит! Отец… Как этот тип поступил с матерью…

– Ангелина! – Ольга оборвала ее громко и властно. – Хватит!

Я оглядел их: мой сын что-то черкал на листе бумаги, опустив голову. Ольга, бритый парень и очкастая Ангелина смотрели на меня.

– Все равно, – я начал, но толком не знал как им объяснить, – все это неправильно, мерзко… Так нельзя…

– Я говорила! – Очкастая Ангелина вскочила. – Я же говорила! Это проклятое поколение, чистенькие интеллигенты! Им бы только болтать о совести, пассионарности и метафизике сакрального сознания. Да! Еще о нравственных принципах. Конечно, как мы без нравственных принципов? Трепачи вы, вот вы кто! Проболтали свои жизни, сожрали себя и друг друга вечными русскими вопросами «Что делать?» да «Кто виноват?»!

Она издевательски засмеялась.

– Кто виноват? А ведь это вы и виноваты! Во всем! – Она ткнула в меня пальцем.

– Прямо-таки во всем, – сердито буркнул я.

– Да! – Скулы ее покраснели, она уже кричала. – Именно вы! Это вы привели к власти Тихого! Железная власть, сильная рука! У вас только две модели общества – или казарма, или свинарник! Вы называете народ быдлом, вы талдычите про холуйскую сущность, про тысячу лет рабства! Вы говорите: а как иначе с таким народом, вы посмотрите, они же дикари, животные? Конечно, только плетка, только плаха. Они ж другого языка не понимают! Говорите так, будто вы сами – английские лорды или гранды испанские и к этому народу, к этой истории отношения не имеете. Чистоплюи!

– Я никогда вашего Пилепина не поддерживал, – рявкнул я. – Я поэтому и уехал…

– Вот именно! Я уехал! Герой! Этот уехал, тот спился, третий продался – у третьего ведь семья и дети. А вам не приходило в голову, что именно из-за вас мы сейчас живем в этом дерьме? Из-за вас, господин профессор, и таких, как вы! Не приходила подобная мысль? Вот вы давеча так красиво про мораль рассуждали, про слезу ребенка, про нравственные барьеры…

– Мораль никто не отменял! – Я тоже вскочил. – Как же банальны ваши рассуждения…

Я махнул рукой. Ангелина часто дышала, красные пятна расцвели на ее бледной шее.

– Да, господин профессор, мораль никто не отменял, тут вы правы. – Она заговорила тише, но с какой-то скрытой угрозой. – Но дело в том, что, оправдывая свое бездействие моралью, ваше поколение оставило нас без выбора. Да, двадцать лет назад можно было обойтись без крови. Сейчас – уже поздно. И виноваты в этом вы.

Ангелина сняла очки, бросила их на стол, устало села. Без очков она выглядела лет на пятнадцать.

Господи, это ж дети, дети! Меня охватила растерянность. Эта девчонка во многом была права. Да что там, во всем она была права! И в том, что из-за нашей интеллигентской щепетильности в выборе союзников мы профукали Россию. И в том, что именно из-за нашей брезгливости – ах политика, ах какая грязь, – во власть пролезла вся эта сволочь, ворье и подонки. А когда мы увидели, кто нами правит, мы обвинили в этом народ – конечно, по Сеньке и шапка. Страна рабов, чего тут ждать!

Неожиданно подал голос бритый парень. Он кашлянул и смущенно начал:

– Извините… Вы уехали давно из страны, двадцать лет назад…

– Девятнадцать, – зачем-то поправил я. Мне вдруг пришло в голову, что я уехал, когда они еще не родились, что я для них – ископаемое, древний динозавр, во всем неправый и во всем виноватый.

– Девятнадцать, – согласился бритый, прокашлялся в кулак. – Вы скажете, что следили за событиями и знаете, что происходит в России. Что вы в курсе…

Я пожал плечами, отодвинул стул. Закинул ногу на ногу.

– Мы здесь родились, мы тут выросли. Нас не так много, но мы сила, способная изменить страну. Вашему поколению противно слово «революция», вы его боитесь…