Позывной «Курсант» #2 - Павел Барчук

на голодняка́ отправлю обратно в барак. В воспитательных, так сказать, целях.

— О жратве? — Бернес нахмурился, словно не мог понять, о чем идет речь. Он, кстати, выглядел задумчивым и, скорее всего, реально не вслушивался в предыдущую тему разговора. — А-а-а-а-а… Нет. О другом хочу спросить. Нам скоро предстоит присоединиться к остальным слушателям?

Детдомовцы моментально притихли, уставившись на воспитателя в ожидании ответа.

— Слушай… Больно ты умный, хочу сказать. — Шипко усмехнулся. — Это была вторая новость. Да, по окончании недели вы переедете сюда и начнете заниматься вместе с другими. Ну, уж тогда и третью скажу, пока Либерман снова не полез вперед батьки в пекло. Завтра вас примут в комсомол.

Панасыч замолчал и обвел всех нас торжествующим взглядом. Правда, пока его взгляд прошелся по каждому, он превратился в раздражённый. Потому что никто из моих товарищей не то, чтоб радости не выказал, они наоборот сидел с такими лицами, мол, на хрена козе баян? Зачем в комсомол, если нам и так неплохо?

— Вы что, черти, совсем от счастья обалдели? Почему рожи такие кислые? А? Вам партия дает шанс стать частью комсомольской дружины! Встать плечо к плечу с теми, кто строит новый мир. — Шипко снова начал заводиться.

Он явно рассчитывал на другую реакцию. Думаю, наверное, в этом и была причина его сегодняшнего состояния. Если я не ошибаюсь, стать комсомольцем не так просто. Вернее, не так просто именно нам, бывшим беспризорникам. Тем более, некоторые из моих товарищей совсем недавно являлись действующей частью криминального общества. Один квартиры выносил, второй по карманам шарился. Про остальных еще не в курсе, но уверен, там тоже что-нибудь интересное обнаружится.

Хотя… Почему я говорю «некоторых»? Все мои товарищи, похоже, отличились в преступной теме. Только мы с Реутовым реально прямиком из детского дома прибыли. Так что злость Шипко вполне понятна. Пацанам такую честь оказывают, а пацаны рожу воротят.

Тем более, думаю, в нашей ситуации за новоиспеченных комсомольцев будет отвечать их воспитатель. Вот поэтому, наверное, Панасыча и крыло. Нервничает. Волнуется. На данный момент он, конечно, за наши выкрутасы ответственность несет, но вроде не сильно. А вот после вступления в комсомол, если кто-то из пацанов что-нибудь исполнит, с Шипко снимут даже не погоны. Сразу головы лишится.

— Товарищ сержант государственной безопасности… — Осторожно начал Иванов. — А нам обязательно…

Панасыч уставился на него с таким видом, будто готов зубами в горло вцепиться.

— Нет! — Иванов замахал руками. — Вы не подумайте! Комсомол — это здо́рово. Отлично! Просто… В общем…Ладно…

Детдомовец вздохнул и сдулся. Это было правильное решение. Я бы на его месте поступил так же. Иначе, боюсь, Шипко сегодня все-таки окончательно сорвётся. И будет нам тошно.

— Нуууу… — Протянул Панасыч с интонацией ожидания.

— Ура!!! — Заорали мы хором.

Хотя лица у детдомовцев говорили совсем о другом. Я, честно говоря, особой проблемы не увидел. Комсомол, да и бог с ним. А вот пацанов данный момент отчего-то напряг. Думаю, дело в официальном статусе. Это же — конкретная ответственность. И спрос, соответственно, в разы больше.

— Ну, мандец… — Прошептал Подкидыш. — Со всех сторон обложили… Сволочи…Теперь вообще с живых не слезут. Повязали крепко.

Глава 21

Я налаживаю контакты и выстраиваю связи, но…

— Товарищ сержант государственной безопасности! Подождите!

Я, пропустив пацанов вперед, развернулся на сто восемьдесят градусов, а затем рванул следом за Шипко. Мы как раз уже оказались возле барака, вернувшись туда после ужина, и остальные детдомовцы благополучно отправились готовится к завтрашнему мероприятию. Оказалось, у комсомольской организации имеется свой устав, а мы, как будущие члены ВЛКСМ, должны его подробно изучить.

Шипко торжественно вручил нам брошюры, многозначительно пообещав, если завтра этот устав не будет у нас от зубов отскивать, то не факт, что зубы останутся на месте. Довод выглядел весьма убедительным, а главное — вполне правдоподобным. С такими серьёзными вещами Панасыч никогда не шутит. Поэтому даже Подкидыш, каждый раз пытающийся в ответ на одно слово воспитателя вставить сразу два, а то и три своих, молча принял важный документ. С приближающимся комсомольским будущим детдомовцы, похоже, смирились.

— А вы чего так распсиховались то? — Спросил я пацанов за ужином, когда Шипко отвлекся на повариху.

Не в плане мужского интереса, конечно, отвлёкся. Таких вольностей он себе не позволяет. Обсуждал какие-то нюансы в завтрашнем меню. Похоже, нас ждет торжественный банкет.

— Да черт его знает… — Корчагин пожал плечами. — Это вроде как по-серьёзному уже. Вступил в комсомол, считай, один шаг до партийного билета остался. Все. Обратной дороги нет.

— Умрешь с вас. — Я покачал головой, поражаясь крайне странной, с моей точки зрения, логике парней. — А до этого как было? В шутку, что ли? Мы тут уже без малого две недели почти находимся. Предполагалось, будто нам дадут выбор?

— До этого мы — свободные птицы. — Отозвался с соседнего стола Лёнька. — Если что, спросу нет.

Я их рассуждение, если честно, так и не понял. По мне, какая разница, комсомол, партия, хоть секта юных натуралистов. Один черт мы уже впряглись в эту историю и никто нам из нее выйти не даст. Но спорить с парнями не стал. Как говорится, жираф большой, ему видней. Если они так трепетно относятся к вступлению к комсомол, ну флаг им в руки. Я, к примеру, с самого начала понимал, идти придется только вперед. Свернуть нам тупо никто не даст.

— Чего тебе, Реутов?

Панасыч, после того, как я его окликнул, остановился, ожидая, когда подойду ближе. Вид у него, надо признать, был усталый. Впервые за все время своего пребывания в школе, я видел воспитателя настолько человеком. Нет, понятно, он и раньше им был. Человек. Кто же еще? Не козёл, не баран, человек и есть. Имею в виду, именно сегодня я вдруг заметил, что Шипко немного удолбался нянчиться с нашей особой группой. Он будто позволил себе проявить чуть-чуть эмоций. Настоящих. И сдаётся мне, будь его воля, товарищ сержант послал бы нас к чертовой матери. А некоторых — с особым удовольствием.

Единственное, что его сдерживало — чувство долга, ответственность и, само собой, приказ.

— Мне бы поговорить с Вами…– Я оглянулся на вход в барак.

Пацаны вроде уже зашли внутрь, но на какую-то долю секунды мне показалось, дверь слегка приоткрылась. Или ее просто