Страшные немецкие сказки - Александр Волков

Остался последний элемент, увязываемый с инициацией. Отрубленный палец. Ведьм в типе 955 нет, но мы помним, что воры тоже охотились за пальцами и руками мертвецов. Однако в сказках о разбойнике палец не имеет ни ритуального, ни магического значения. Сама ситуация потребовала его отсечения. Разбойник прельстился кольцом, а кольцо носят на пальце. В других случаях отрубают руку, потому что браслет носят на кисти. Женские ноги драгоценностями не украшены, а рубить, скажем, шею из-за ожерелья как-то неудобно, да и героине будет тяжело унести эту часть тела.

Истоки отрубания пальца нужно искать в криминальных хрониках, а не в обычаях дикарей. В русской сказке разбойники отлавливают школьного учителя и посылают его в церковный склеп, на могилу богатой дамы. Учитель снимает с трупа драгоценности, но один перстень не поддается, и тогда он по совету разбойников собирается отрубить палец. Умершая взывает к коллегам, они встают из могил и набрасываются на вора [378]. Швейцарская легенда рассказывает о заживо погребенной женщине из города Альтдорфа. Она пришла в себя, когда вор разрыл ее гроб и попытался отрубить палец с кольцом.

Исследуем теперь две главные характеристики интересующего нас персонажа: людоед и убийца девушек. Предположительно мотив договора с родителями невесты возник позднее ее похищения и заманивания. Шайка грабителей перекочевала в сказку из уголовных историй. По-видимому, в исходной версии убийца действовал в одиночку.

Смысловое наполнение каннибализма хорошо известно. Пожирая сердце, печень, жир, мозг врагов, убитых на войне, дикари перенимают их храбрость и ум. К нашему случаю это не относится — что взять у девушек? Есть и другое толкование. Употребляя пищу хищников (того же медведя), каннибалы наделяются их природой и даже внешним обликом. Но этот способ приобщения к животному миру не слишком развит. Во-первых, человечина — не главная составляющая рациона питания хищников. Во-вторых, чтобы обрести качества зверей, проще съесть их самих [379].

Дикарский каннибализм отпадает, а одних вкусовых качеств маловато для того, чтобы решиться на массовые убийства. Животная и растительная пища вкуснее даже для разбойников. От голода в сказке никто не страдает, так что нам придется вновь обратиться к миру духов.

Кто еще, помимо ведьм, балуется человечиной? Об арабских гулях мы помянули, но они питаются в основном трупами, как и большинство обитателей могил. Об ограх, эттинах, йотунах, троллях и прочих великанах мы тоже говорили — в Германии и на востоке Европы они водятся редко и за девушками целенаправленно не охотятся. Пристрастие вампиров к томным девицам — романтическая выдумка XIX столетия. К тому же, в отличие от великанов, они не участвуют в сказках названных типов. Прочие людоеды — индуистские ракшасы, североамериканский Вендиго (в него может превращаться шаман), греческая Ламия, русское Лихо Одноглазое и т. д. — либо не того пола, либо не преследуют женщин.

Забудем пока о людоедах и изучим другую линию — линию убийцы девушек. Здесь нас ждет удача. Оказывается, у мистера Фокса был предшественник — персонаж староанглийской баллады «Леди Изабелла и Эльф-Рыцарь». Ее сюжет известен не только в Англии и Шотландии, но и в Скандинавии, Голландии, Германии и Польше.

Некий «диковинный рыцарь» (иногда его называют эльфом или разбойником) приезжает свататься к леди Изабелле, завлекает ее волшебной музыкой (рожок, свирель) или похищает. Это не визитер с того света, а матерый убийца, и его намерения ужасны. Обычно он привозит леди на крутой берег реки или моря:

Несомненно, девушка погибла бы, если бы не куртуазный мотив. Убийца требует, чтобы она сняла богатую одежду, то есть действует по принципу сказочных разбойников (именно поэтому в поздней версии он назван разбойником). Дама просит кавалера отвернуться. За галантность он расплачивается жизнью — Изабелла сталкивает его в воду [381].

В голландской версии Heer Halewijn (некоторые исследователи указывают на созвучие имени злодея со словом Halloween), известной с XIII в., убийца (колдун, демон, человек) заманивает жертву магическим пением прямо к виселице, на которой висят его предыдущие невесты. По пути туда девушка получает предупреждение от белой птицы. Отдав дань придворному этикету, она обманывает убийцу и отрубает ему голову подвернувшимся под руку мечом.

В датской версии девушку завозят в лес, где закопаны тела восьми принцесс, и предлагают на выбор три казни — зарубить, повесить, утопить в ручье. Жертва прибегает к испытанному в сказках средству для усыпления. Убийца кладет голову ей на колени, чтобы она поискала вшей, и незаметно погружается в сон [382]. Проснуться ему не суждено. В немецкой версии девушка кличет на помощь брата, но тот не успевает ее спасти и наказывает пойманного с поличным убийцу. Иногда предыдущие жертвы принимают вид голубок, чтобы предостеречь героиню.

Баллада обросла литературными деталями, но специалисты уверенно называют ее первоисточник — древнегерманские легенды эпохи Каролингов, в которых убийца является лесным или водным духом, обернувшимся человеком и привлекающим женщин музыкой [383]. Отзвуками ранних легенд служат колдовские и музыкальные способности рыцаря, его стремление увезти жертву в лес или утопить ее в реке, море, ручье. Однако отзвуки эти едва слышны, они заглушаются в балладе, как, собственно, и в сказках.