Сарыкамыш. Пуля для императора - Рафаэль Миргалиевич Тимошев

приму к сведению… А теперь, Алексей Николаевич, нам действительно пора к Воробанову!

В приемной они застали стоявших у адъютантского стола подполковников и задумчиво расхаживающего по комнате штабс-капитана Авилова. Лица обоих штаб-офицеров были сосредоточенны. Лавренюк что-то пояснял Грушевскому по документам, и тот, коротко кивнув на приветствие вошедших, вновь обратился в слух.

Листок прошел к штабс-капитану; они молча обменялись рукопожатиями, и в это время, тяжело сопя, из кабинета вышел Воробанов, уже облаченный в шинель и при шашке. Выглядел усталым, и красные припухшие глаза свидетельствовали о все той же бессонной ночи. Похоже, в эту ночь не спал никто.

Когда офицеры повернулись, генерал хмуро оглядел всех и, видимо привлеченный похмельной краснотой Лавренюка, остановил взгляд на нем. Но ничего не сказал, а только прошел к столу.

— Господа! Только что звонил генерал Спири-дович. Государь, как и планировалось, прибывает к девяти часам. Мышлаевский и Юденич уже на станции. Так что станем выдвигаться к вокзалу! Вы с нами, штабс-ротмистр?

Драч кивнул.

— Тогда едем вчетвером на моей повозке. Ваша двуколка, Листок, пусть останется под штабс-капитаном Авиловым, при штабе. Вас же, Грушевский, прошу на время пребывания Государя в Сарыкамыше… прошу исполнять… В общем, находиться здесь, в приемной.

Воробанов явно хотел сказать "прошу исполнять обязанности адъютанта Сивцова", но, похоже, не сумел — ком подкатил к горлу. Сказал лишь то, что сказал. А помолчав, добавил:

— А сейчас дайте команду дежурному офицеру — пусть вызовет коляску…

* * *

Железная дорога на Сарыкамыш была проложена в самый канун войны, в 1913 году. Она играла огромную роль для связи основной части Российской империи с завоеванной в 1878 году территорией Восточной Анатолии. В том же 13-м году было выстроено и здание вокзала — конечной станции на пути Государя от Тифлиса, через Карс, до Сарыкамыша, отстоявшего от штаба генерала Берхмана всего в двадцати трех верстах грунтовой дороги через перевалы Соганлунского хребта. Позже, в 1915 году, от Сарыкамыша железная дорога была продолжена и до Эрзерума, но это уже была военная узкоколейка, возведенная лишь после продвижения российских войск на запад в результате драматической, но победоносной для русской армии Сарыкамышской операции. Пока же Государь Император прибывал на станцию Сарыкамыш, куда и направилась повозка Его Превосходительства генерал-майора Воробанова.

Было морозно. Начиная с церковной площади, где у храма уже собирались допущенные наблюдать царский молебен счастливцы, и до главной Торговой улицы, а с нее и до дамбы — то есть весь маршрут ожидаемого проезда Государя Императора — был оцеплен двумя рядами ратников ополчения. Впереди них, через каждые двадцать-тридцать метров, стояли офицеры и мелькали шинели жандармов, а за оцеплением с раннего утра уже выстроилась плотная и все увеличивающаяся толпа обывателей и свободных от службы военных. Толпа шевелилась, точно живое существо, сдержано гомонила, поднимая пар от возбужденного дыхания, и пестрела дрожащими на морозе флажками…

Листок, как и штабс-ротмистр Драч, сидел в коляске спиной к вознице, напротив Воробанова и Лавренюка. Искоса наблюдая за ними, ротмистр все более и более поражался метаморфозе, происходящей с обеими по мере продвижения их по оцепленным улицам. По сторонам мелькали непонятно откуда сбежавшиеся люди, и Воробанов, до того по-стариковски ссутулившийся и устало опиравшийся обеими руками на эфес шашки, как-то вдруг приосанился, расправил плечи. Потом лицо его приняло некое, прежде не свойственное ему снисходительноумильное выражение, а вскоре — не то от мороза, не то от нахлынувших чувств — глаза его заслезились, и он, торопливо достав из кармана надушенный платок, трогательно промокнул их и громко, не стесняясь, высморкался.

Не менее странно вел себя и Лавренюк. Его лицо, казавшееся угрюмым от чрезмерной красноты, внезапно засветилось какой-то дурацкой улыбкой, которая каждый раз, когда карета подскакивала на ухабах, кивала толпе вместе с головой, ходившей у него, как у восточного болванчика. Эту странность, вероятно, заметил и Драч, который, изумленно глядя на подполковника, незаметно толкнул ротмистра коленом, как бы призывая внимательнее приглядеться к тому, что творится со штаб-офицером.

Однако "представление" закончилось, едва они съехали с дамбы и показалось здание вокзала. Его Превосходительство вновь съежился, точно разглядел место своего заточения, а с лица подполковника вмиг слетела блаженная улыбка, сменившаяся багряной хмуростью.

На вокзале все было готово к встрече Государя. Здание пестрило трехцветными флагами, на правом конце перрона, блестя медью, стоял нестройным квадратом военный оркестр. В левом крыле выстроилась рота почетного караула 80-го Кабардинского полка, только что прибывшего из Карса вместе с оркестром. Напротив входа в здание вокзала, одной шеренгой, негромко переговариваясь, коротали время генералы — начальники казачьих и пехотных бригад и дивизий 1-го Кавказского армейского корпуса. На правом фланге шеренги особняком, повернувшись друг к другу и беседуя, стояли помощник главнокомандующего по военной части генерал от инфантерии Мышлаевский — щуплый, невысокого роста, с аккуратно подстриженными усами и в круглых очках на сверлящих собеседника глазах, и начальник штаба Кавказской отдельной армии генерал-лейтенант Юденич — крупный, коренастый, сурового вида, вероятно, по причине узких припухших глаз и длинных остроконечных усов.

Воробанов, разглядев начальников, торопливо, неуклюже придерживая левой рукой шашку, просеменил к шеренге и, козырнув, представился. Мышлаевский о чем-то спросил его, они стали говорить.

Прибывшие с Воробановым офицеры сначала молча наблюдали за генералом, а затем произошло то, что заставило Листка и штабс-ротмистра обеспокоенно переглянуться: ничего не говоря, Лавренюк неожиданно отделился от них, прошел к Воробанову и, вытянувшись, остановился в трех шагах от него.

Не сговариваясь, оба шагнули было следом, но тут же были остановлены неизвестно откуда взявшимся жандармским ротмистром.

— Господа офицеры — не положено! Прошу отойти к зданию!

Листок, скосив глаз, процедил:

— Контрразведка. С генералом Воробановым.

— Все одно, господа, не положено! На перроне только генералы и караул!

— Тогда скажите это вон тому подполковнику! — Листок показал глазами на Лавренюка. — Мы трое по делам безопасности Государя!

— Я предупрежу и его! Однако прошу отойти! — упрямо повторил жандарм, загораживая дорогу.

Листок глянул на Драча, и штабс-ротмистр молча кивнул в сторону вокзальной стены, где уже стояла группка бородачей, вероятно, представляющая местную депутацию, — отойдем!

Убедившись, что его требования выполнены, жандарм повернулся и как-то неестественно тихо, почти неслышно, точно боясь обратить на себя внимание, приблизился к Лавренюку. Склонившись к его плечу, что-то прошептал; штаб-офицер, обернувшись, обвел взглядом своих притихших у стены спутников, что-то ответил жандарму и, отвернувшись, остался стоять подле генералов. Жандарм же, изумив обоих "коллег", все той же осторожной манерой отошел на три шага назад и замер.

— Вот это оборотик… — не глядя на ротмистра, возмутился Драч. — Эта бестия упрямо желает