Благословенное дитя - Лин Ульман

— Да-да, — ответила Симона.

— То есть… о том, что время идет, — сказал Исак.

— Да, — ответила Симона.

Когда они беседовали в январе, Симона повторила то, о чем упоминала уже не раз: дом надо либо срочно ремонтировать, либо продавать. Ей-то все равно, так даже лучше. Она может по-прежнему приходить сюда пару раз в месяц, выпивать чашку кофе, выкуривать сигарету, лежать на кровати, закрыв глаза, и притворяться исчезнувшей из жизни, но она не могла без зазрения совести умалчивать об истинном положении дел. Исак сказал, что подумает над этим. Сейчас у него очень много работы. Лаура окончила среднюю школу с весьма средними оценками, а теперь собиралась в путешествие с парнем по имени Юн. Роза, похоже, устала. Ее уже нельзя надолго оставлять одну, а у него столько работы, и он постоянно в разъездах. Роза плоховато себя чувствует. У нее вечно что-то болит, и она не спит по ночам.

Иногда Симона недоумевала, почему Исак никогда не упоминает о своей младшей дочери. Он порой говорил об Эрике, иногда — о Лауре, но о самой маленькой — никогда. Сама Симона ни разу не спросила, не ее это дело, но эта девочка ей запомнилась: одетая в голубое платье, она вечно путалась под ногами у взрослых и выкрикивала что-то вроде «прыг-скок, прыг-скок». Что-то в этом роде. Ей говорили, что мать девочки умерла много лет назад и теперь она живет с бабушкой. Симона не знала, кто рассказал ей об этом. Во всяком случае, не Исак. Взяв одеяло, Симона прошла в самую маленькую комнату с выкрашенными синей краской стенами, календарем с фотографиями котят и рваным лоскутным одеялом на кровати. Она было опустилась на кровать, но тут же вскочила, громко чихнув от поднявшегося облачка пыли.

Симона села на белый плетеный стул возле окна и закуталась в одеяло. Она забыла заплатить за электричество, поэтому его отключили. Это ее не тревожило: трубы лопнули много лет назад, вода испортила все, что можно было испортить, и здесь уже долго никто не жил. К чему оплачивать электричество, отопление, воду и свет, которыми все равно никто не пользуется? Ей же самой нравился холод. Он поселился в стенах, в полу, в постелях и шкафах. Даже пробрался в чашку с дымящимся кофе из термоса. Холод так холод, он подходит этому дому, и, если у нее есть одеяло и термос с кофе, значит, все в порядке.

— Нет, на этот раз я не по поводу дома!

Симона позвонила Исаку посреди выходных, чтобы сообщить о смерти Палле Квиста. Однажды утром он просто-напросто не поднялся с кровати. Его жена все звала и звала его завтракать, а он не шел и не шел, и тогда она направилась в спальню, где обнаружила его на полу. «Бывает и так», — сказала Симона. Дети его сейчас уже взрослые, а жена довольно быстро опять стала улыбаться, но все скорбят по-своему. Похороны состоялись при церкви на Хаммарсё. Симоне казалось, что Палле Квисту именно этого и хотелось. Он любил остров. «В местной газете поместили некролог, — продолжила она, — под заголовком „Ушел из жизни оптимист“».

Если Исак хочет прочитать некролог, она может выслать газету ему в Лунд.

* * *

Пожилая женщина и девочка сидели в креслах в квартире в Осло и смотрели телевизор. Руки девочки были маленькими. По экрану телевизора ползли зеленые полосы света, а корреспондент кричал прямо в камеру: «Бу-у-ум, бу-у-ум!» — очевидно, он не мог подобрать другого слова, чтобы описать взрывы в Багдаде. Квартирка была маленькой и темной, но чистой и ухоженной. Пожилая женщина плакала, однако не из-за войны. Хотя, может, и из-за нее тоже, но больше из-за смерти короля Олава V, а еще потому, что все жители этой страны — будь они монархистами или нет — так огорчены, и зима эта выдалась на редкость тяжелой и холодной, и война того и гляди начнется, а она девять лет назад потеряла свою единственную дочь. Ее грусть была постоянной, словно воздух, которым она дышала, или холодная вода, которую она пила каждое утро.

— Нет! — сказала пожилая женщина, взмахнув рукой. — Ему просто была невыносима мысль об этом!

— О чем — этом? — спросила Молли, посмотрев на нее.

Ее бабушке было за сорок, когда она родила ребенка, и за семьдесят, когда она его потеряла. Бабушка с внучкой нечасто говорили об этом.

Порой бабушка доставала что-нибудь, например шелковую ленту или записную книжку, из ящика или коробки и говорила: «Смотри, это принадлежало Руфи, когда та была маленькой». Тогда Молли улыбалась и кивала, но никогда, ни единым словом не упоминала о том, что и сама тоскует по маме. Ее грусть принадлежала только ей, и если она хоть словом обмолвится о ней, скажет об этом вслух, то бабушкины вечные слезы превратят Молли в ничто. Воспоминания были не большими, нет — они были совсем маленькими и твердыми, словно галька. Когда Руфь выехала на встречную полосу, Молли было восемь лет. Ей запомнилось, как материнское тело пахло по ночам, и голос, нараспев говоривший: «Ну-ка, повернись, Молли, я посмотрю, как ты выросла». Ей запомнились волосы матери.

Покачав головой, бабушка вытерла слезы носовым платком и сказала:

— Королю Олаву была невыносима мысль о войне… Об этом времени… Обо всем! Поэтому он и умер.

— По-моему, он умер, потому что был старым и больным, — сказала Молли.

Поднявшись, она принесла с дивана плед и накрыла им бабушкины ноги. Она подумала, что на следующий день прогуляет, пожалуй, первый урок и купит большой букет цветов. Розы? Или может, тюльпаны? Нет, розы! Красные розы!

У Молли будет торжественный ужин. Сначала она позвонила сестрам и тоже их пригласила, однако никто из них не смог. У каждой нашлась причина. Эрика сказала, что лучше, если они с Лаурой не придут. Возможно, пора Молли и Исаку (который был проездом в Осло) поговорить с глазу на глаз, и не надо, чтобы им кто-нибудь мешал. «Ха! — сказала тогда Молли. — Почему бы и нет? Я могу его, например, спросить, почему живу у бабушки, а не вместе с ним в Стокгольме». Эрика ответила, что считает эту идею неудачной.

Молли решила прогулять все уроки — вместо уроков она накупит продуктов, приготовит еду и украсит дом. Раньше гости не приходили ни к ней, ни к бабушке. Молли больше любила сама ходить к друзьям. Бабушкина квартира не очень-то годится, чтобы приглашать туда гостей. Вскоре, когда Молли исполнится восемнадцать и она окончит школу, она начнет работать, переедет и станет жить одна. Она будет совмещать работу и учебу. Однако завтра она должна быть на высоте. Пусть Исак увидит, что она — самое настоящее сокровище. Молли возьмет его пиджак и повесит в шкаф в коридоре, а потом усадит Исака на диван, рядом с бабушкой, и предложит ему бокал белого вина. «Бокальчик аперитива?» — вот как она спросит, тогда они оба рассмеются, и напряжение спадет. Надо не забыть попросить бабушку не плакать. Исак придет на ужин не для того, чтобы слушать про Руфь. Может, дать бабушке снотворного и уложить ее в спальне? Молли посмотрела на нее. Они по-прежнему сидели в креслах и смотрели новости про войну. Молли погладила бабушку по морщинистой щеке. Старушка улыбнулась и похлопала Молли по руке.

Молли вздохнула. Вот так-то, Исак! Я даже цветы для красоты поставлю. Розы! Я угощу тебя вином, которое куплю в винном магазине, хотя мне еще нет восемнадцати. Поставлю на стол красивую фарфоровую посуду, хрустальные бокалы и серебряные приборы, положу льняные салфетки. Все это хранится у бабушки в шкафах. Я приготовлю тебе еду, томатный суп с базиликом на первое, филе на второе, в бокале у тебя будет красное вино, а на десерт — карамельный пудинг. Я не задам тебе ни единого вопроса про наши отношения, про тебя, про себя, про моих сестер, почему я не живу вместе с тобой, но… но… Мысленно Молли часто разговаривала с Исаком, но на этот вопрос ответить не осмеливалась. Может, он и правда не любит ее. Каждый год он проводил с ней несколько часов, просто чтобы соблюсти приличия, не предъявляя никаких требований, без всяких волнений, «не будем делать хорошую мину при плохой игре». Наверное, однажды и она узнает, что такое все разрушающая ярость. Она вспомнила, как однажды в детстве он высоко поднял ее — высоко-высоко — и сказал, что купаться в море запрещено, это опасно. Молли провела рукой по волосам. Они были густые, длинные и темные. Посмотрела на задремавшую бабушку. Та частенько засыпала перед телевизором. Иногда Молли будила ее и говорила: «Бабушка, тебе надо лечь в постель!» Тогда бабушка открывала глаза, припоминала все, что случилось, и говорила: «Нет-нет» — или что-нибудь в этом роде. Порой она даже и не просыпалась, а просто опиралась на Молли и шла в спальню, где падала на кровать. Все это она проделывала с закрытыми глазами, словно глаза договорились между собой, что в этот вечер они уже достаточно потрудились. Когда бабушка ложилась, Молли раздевала ее, сначала снимала платье, потом нижнее белье, комбинацию, колготки и трусы. Иногда она окидывала взглядом это бледное тело с бугорками, глубокими складками и венами. Но обычно она не тратила время на это — быстро натянув на бабушку чистую ночную рубашку, она укрывала ее одеялом, тушила свет и шептала на ухо: «Спокойной ночи». Именно это Молли и собиралась сделать сегодня вечером. Пусть бабушка поспит. Пусть она спит всю ночь. Завтра они возьмут специальный нож для цветов и подрежут розам стебельки, а потом вместе запекут филе, потому что бабушка очень хорошо умеет запекать говядину. «Секрет, — говорила она, — в том, что перед тем, как класть мясо в духовку, надо дать ему отдохнуть». Вообще-то это бабушка будет готовить мясо, однако они скажут Исаку, будто мясо приготовила Молли. Молли подняла руку, чтобы снова погладить бабушку по щеке, однако в этот момент в телевизоре послышался взрыв. Бабушка вздрогнула, и Молли отдернула руку. «Не просыпайся! Не просыпайся! Ты должна проспать всю ночь». Встав с кресла, Молли потянулась. Завтра она прогуляет первый урок. Она взглянула на экран. Теперь показывали не войну в Ираке, а парк возле Королевского дворца, скорбящих родителей с детьми, цветы, плюшевых мишек, листки с рисунками и стихами и тысячи зажженных свечей. Выключив телевизор, она подошла к окну. Начался снегопад. Открыв окно, она высунула голову наружу и открыла рот. Снег падал на ее губы и язык, он был холодным и мокрым. Молли улыбнулась. Она вытянула руки. Теперь снег падал на ее ладони. «Да! — подумала она. — Да! Так оно все и будет». Она прогуляет первый урок. А может, и все уроки. Завтра утром, как только откроются магазины, она пойдет и купит большущий букет красных роз.