Спасти Москву! Мы грянем громкое "Ура!" - Герман Романов

Еще бы — генеральский чин Шильников от императора Николая получил, командуя на фронте Забайкальской казачьей бригадой.

Зимин в то время был полковником, служил все время на административных должностях, и в 1918 году был даже избран войсковым атаманом. Так что в том году подъесаул Семенов не имел перед ними никаких шансов, но теперь-то настали совсем иные времена.

Круг, главным образом делегаты многочисленных 1-го Верхнеудинского и 2-го Читинского отделов, что в гражданскую войну поголовно выступили против красных, при яростной поддержке оказаченных бурят, что составляли большинство в новообразованном 5-м Селенгинском отделе, буквально продавили его кандидатуру.

С шумом, гамом и чуть ли не с мордобитием коренные «семеновцы» переспорили аргунских и нерчинских казаков, что имели до сих пор не выветрившийся «красный душок».

В свое время значительная часть станичников из 3-го и 4-го отделов вооруженной силой поддержала коммунистов, еще с весны 1918 года, и потом два целых года мутила восточное Забайкалье, являясь главной силою партизан.

— Нет, шалишь, теперь у меня не забалуешь! И в Иркутске со мною сейчас будут обращаться с должным почтением!

Григорий Михайлович прошелся по кабинету и взглянул на заветный шкафчик. Ему захотелось хлопнуть рюмочку очищенной, что начали гнать в Иркутске под названием «Казачьей» водки, настоянной на горьковатой полыни — степной будоражащий кровь и чувства запах, знакомый с детства каждому станичнику.

Это вам не вонючий китайский ханшин стаканами пить, что в гражданскую мутной волною залил все Забайкалье и Дальний Восток!

Сейчас с контрабандистами было покончено, самогонщиков стали давить наравне с большевиками — правительство Вологодского объявило винную монополию государства и стало репрессивными мерами убирать насквозь незаконных частных производителей.

— Надо отметить такое дело! — Решил все же выпить атаман и открыл дверцу шкафчика.

Взяв бутылку, он привычно булькнул себе полстакана живительной влаги и лихим «тычком» опрокинул емкость, выпив водку одним глотком. Занюхав рукавом и подождав минуту привычного действия, Григорий Михайлович взял папиросу из пачки, полюбовавшись на свою собственную физиономию на крышке коробки.

— «Атаман!»

Будто в первый раз он по слогам прочитал название, довольно ухмыльнувшись. Вообще-то Семенов был некурящим, но пару раз в месяц мог подымить папиросой, когда душа того требовала. Так и сейчас, смяв длинный мундштук, он чиркнул спичкой и затянулся.

— Та ведь это…

На ум пришла мысль, и она настолько поразила генерала, что табачный дым встал в глотке комом. Григорий Михайлович закашлялся, с омерзением раздавил папиросу в чашке и вытер губы платком.

— Так вот оно что! Сукин сын! Он все заранее знал и подстроил! Ну и сукин же сын! — в ругательствах слышалось нескрываемое восхищение. Только сейчас Семенов осознал, что был пешкой, нет фигурой, а то и ферзем в игре Арчегова. А как иначе?!

Из Забайкалья его аккуратно выдернули, но не потому что он сделал там свое черное дело как мавр, а для того, что все шишки достались генералу Сахарову.

Так что прежний атаманский режим выглядел эпохой миролюбия, ибо подавление партизанщины велось крайне жестокими, но эффективными методами, куда там поркам, что практиковали ранее.

Назначение на должность командира инородческой бригады позволило Семенову заручиться полным доверие бурят, которые стали составлять больше трети казачьего населения — мощнейшая опора.

Тем паче ни Зимин, ни Шильников языка туземцев не знали, а значит, и доверием аборигенов не пользовались. Потому его кандидатура, уже окруженная определенным ореолом, легко прошла на Круге.

— Это он меня в атаманы пропихнул, он, более некому!

Семенов прошелся по кабинету, возбужденно потирая руки. На душе царила весна, несмотря на мороз за оконным стеклом, который уже вторую неделю терзал все Забайкалье. И тут он неожиданно остановился, как вкопанный, пробормотав вслух:

— Но для чего Арчегов это сделал?! Для чего?!

Хельсинки

— Ваше высокопревосходительство, неужели ваш сейм считает, что сможет удержать силою захваченные у России земли?!

— Выборгская губерния, Павел Петрович, есть неотъемлемая часть Финляндии, — генерал-лейтенант Карл Густав Маннергейм говорил с невозмутимым видом врожденного аристократизма.

Мутная волна революции вознесла шведского барона, блестящего кавалергарда, в войну с немцами командира 12-й кавалерийской дивизии Российской императорской армии, на пост главнокомандующего армией новообразованного финского государства.

— Извините, Густав Карлович, но государь Александр Павлович передал Выборг Великому княжеству Финляндскому, — генерал Петров улыбнулся, — когда оно вошло в состав России. А раз сейчас Финляндия решила стать независимой, то российское наследие должно вернуться обратно. И не советую удерживать его силою, ибо то, что захвачено мечом, мечом может быть обратно и возращено.

— Это следует понимать как угрозу?

— Помилуйте, ваше высокопревосходительство. Империя, а не пройдет и года, как большевистская власть, из рук которой финны и получили независимость, возродится. И признает только те границы, которые не были навязаны ей силою. Я не говорю про советизированную Польшу или возвращенную Румынией Бессарабию. Независимость вновь образованных прибалтийских стран будет нами признана в самое ближайшее время, в мае следующего года, не позже. Смею вас заверить, что по всем вопросам мы пришли к полному и взаимовыгодному согласию. Эти страны сами передали нам те города, что уступили им большевики и где местные аборигены составляют от силы четверть населения.

Маннергейм промолчал, задумчиво смотря в окно на заснеженные стены Свеаборгской крепости.

Действительно — Эстония выразила согласие отдать старинные русские крепости Ивангород, Изборск и Печеры, Латвия — русско-еврейский город Двинск, который успела переименовать в Даугавпилс, а Литва согласилась на передачу белорусско-польского Гродно. Но не это приходило на ум, а совсем другое.

Предложение было сделано настолько откровенное, что никакой двусмысленности не оставалось — либо мир сейчас, либо война в будущем, в которой Финляндия неизбежно потерпит поражение, ибо слишком несопоставимы силы.

— Большевизм представляет страшную угрозу Европе, которую необходимо ликвидировать как можно скорее. Потому и Франция, и Англия считают наше участие крайне необходимым и приложат все усилия для того, чтобы оно состоялось. Однако из-за крайне агрессивных действий финского государства, пусть не прямых, а опосредованных, с которыми я сам столкнулся в Карелии, его императорское величество не может дать благожелательный ответ. Ведь речь идет о прямой угрозе исконно российским землям!

— Наше государство не имеет отношения к авантюре полковника Тайвела!