Бубновый туз - Евгений Сухов

— Все сделаем, Яков Христофорович! Но где же был Гиль, что делал Чебанов? Ведь именно им доверена жизнь Ильича?

— Меня самого волнуют эти вопросы. Но все это потом! Проведем самое тщательнейшее расследование… Сейчас нужно не дать бандитам уйти!

— Сделаю все возможное!

— Немедленно выезжайте к Сокольническому исполкому, именно там сейчас находится Ильич!

— Уже выезжаю!

— Я тоже там буду в ближайшие полчаса!

Петерс положил трубку. Осталось сделать самый главный звонок — Дзержинскому. Нужно только подыскать подходящие слова. Яков Христофорович вдруг поймал себя на том, что заметно волнуется.

* * *

Ленин положил трубку. С минуту он беспокойно расхаживал по небольшому кабинету, затем, выглянув в коридор, сказал Чебанову, стоящему у дверей:

— Никого ко мне не пускать. Я хочу побыть один!

— Хорошо, Владимир Ильич.

Ленин сел за письменный стол, заваленный бумагами, небрежно отодвинул их в сторону и включил настольную лампу. Обмакнув ручку в чернильницу, секунду размышлял, а затем уверенно и быстро стал писать: «Заместителю Председателя ВЧК товарищу Петерсу. Ввиду того что налеты бандитов в Москве все более учащаются и каждый день бандиты отбивают по несколько автомобилей, производят грабежи и убивают милиционеров, ВЧК предписывается принять самые срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитизмом». На последнем слове перо зацепило бумагу, слегка разодрав ее. Владимир Ильич прочитал написанное, после чего поставил внизу размашистую подпись.

Поднявшись, Ильич вышел в коридор и спросил у Чебанова:

— Феликс Эдмундович подъехал?

— Да, Владимир Ильич, сейчас он находится во дворе. Отдает распоряжения.

— Пусть потом немедленно поднимется ко мне.

— Хорошо, Владимир Ильич!

Протянув листок бумаги, Ленин распорядился:

— Чтобы завтра это предписание было опубликовано в «Правде»! Мы должны объявить бандитам самый настоящий террор!

— Колян, не гони ты так, — повернулся Фартовый к водителю, — а то всю душу вытрясешь!

— Понял! — Шофер сбавил обороты.

Открыв бумажник, Кирьян принялся изучать его содержимое.

— А небогато этот наш Левин живет. Я-то думал, что все дантисты в золоте ходят. Выходит, ошибался…

— Так куда мы сейчас, Кирьян?

— Скажу куда. Нам место надежное нужно. Там и передохнем. — Он вытащил из бумажника деньги. — А это еще что за хренотень? — Открыв удостоверение, он внимательно вчитался в него: — Владимир Ильич Ульянов… Ленин… Разворачивай машину! Быстрее! — закричал Кирьян.

— Ты чего? — недоуменно спросил Колька-шофер. — Зачем разворачивать?

— Я тебе говорю: разворачивай быстрей! Ты знаешь, кто у нас в руках был?

— Ну? — удивленно спросил Колян.

— Ленин! Как же это я сразу-то не допер?! — в отчаянии воскликнул Кирьян. — Он же мне сам сказал, что он — Ленин. А мне «Левин» послышалось!

— Так куда мы едем? — развернул Николай машину.

— К Сокольническому исполкому. Это здесь рядом. Больше ему некуда идти. Там и спрячется, вряд ли он станет пешим по улице шастать.

Возбуждение «ивана» передалось и Егору Копыто:

— Как же ты собираешься его оттуда вытащить?

— Сейчас там нет никого, кроме парочки красноармейцев, — блеснули азартом глаза Кирьяна. — Мы их быстро уделаем! У меня с собой парочка гранат имеется. Так что никуда он от нас не денется… Как же это я оплошал?! — не переставал сокрушаться Фартовый. — Ведь у меня же в руках был, сам сказал… Ленин!

— Что мы с ним делать-то будем? — недоуменно спросил Егор Копыто.

— С собой возьмем!

— Это к Варваре на малину, что ли? — хмыкнул Тимошин. — А потом ты ему бабу под бок положишь?

— Ты слушай меня, — грубовато оборвал его Фартовый.

Медвежатник мгновенно умолк. В такие минуты спорить с Кирьяном было опасно.

— Спрячем Ленина, а потом у Советов за него выкуп потребуем.

— Хорошая мысль, — оживился Егор Копыто. — И сколько же ты за него хочешь?

— Не переживай! Мало не попрошу, на всех хватит! Нам бы только его за шкирку из здания выдернуть! А ты, Савва Назарович, что скажешь? — Кирьян посмотрел на медвежатника.

— Стремное дело, вот что я вам скажу, — вздохнул тот. — Одно дело шниферить, а другое дело в политику соваться. Здесь запросто без башки можно остаться.

— Так ты чего, соскочить, что ли, хочешь? — грубовато спросил Гаврила.

— Да с вами я, не дергайся!

Овчина, опустошенный удачей, молчал. Похоже, он мало что соображал, после того как его мечта наконец сбылась.

Машина мчалась по пустынной улице. Только однажды из переулка выскочил экипаж, запряженный парой лошадок. Кучер, натянув поводья, едва избежал столкновения и еще что-то долго кричал вслед автомобилю, размахивая кнутом.

Здание Сокольнического исполкома появилось из метели неожиданно. Так бывает всегда, когда едешь на большой скорости. Выложенное из серого камня, с массивными высокими колоннами, оно как будто бы выросло из-под земли, заслонив собой все вокруг.

У исполкома царило необычайное оживление. В два грузовика, стоявшие у самого входа, торопливо влезали красноармейцы. Из подъезда вышел худой человек в длинной шинели, в сопровождении трех бойцов и что-то произнес, указав рукой на подъезжающий автомобиль.

— Разворачивайся! — закричал Кирьян. — Это Дзержинский!

Люди, стоящие у подъезда, повернулись в сторону подъехавшего автомобиля, пытаясь рассмотреть людей, находящихся в салоне. Один из них, что-то сказав Дзержинскому, заторопился навстречу автомобилю, на ходу расстегивая кобуру.

Вывернув руль, Колька резко повернул автомобиль. Кирьян увидел, как Дзержинский что-то яростно выкрикнул, и из кузова грузовика на мостовую один за другим стали выпрыгивать красноармейцы и с винтовками наперевес бросились через дорогу.

Передними колесами автомобиль сильно ударился о бордюр, тряхнув сидящих в салоне.

— Назад! — яростно закричал Фартовый.

Николай лихорадочно дергал рычаг коробки скоростей. Взревев мотором, машина двинулась задним ходом.

— Скорей! Гони отсюда!

Обернувшись, Кирьян увидел, что Дзержинский продолжал стоять на прежнем месте, отдавая отрывистые распоряжения суетящимся красноармейцам.

Машина, наконец, рванула вперед, сыпанув в набегавших бойцов из-под колес гравием. Автомобиль, набирая скорость, мчался от исполкома по темной улице. Ахнул выстрел. За ним — второй. Кирьян посмотрел назад — увидел, что один из красноармейцев присел на колено и принялся целиться в машину. Ему даже показалось, что они встретились взглядами: его — заметно затравленный, и красноармейца — спокойный, сосредоточенный, точно у охотника, выследившего свою жертву. Осталось только нажать на курок. Следовало бы нагнуться или хотя бы отвернуть голову, но Кирьян чувствовал, что его буквально гипнотизировал этот прищур, отбирал возможность пошевелиться. Машина все дальше отъезжала от грузовика с красноармейцами, от чекистов в кожаных куртках, от Дзержинского, продолжавшего неподвижно стоять у входа в здание. Не сокращалось лишь расстояние с красноармейцем, цепко сжимающим винтовку и через прицел высматривающим свою жертву. Его и Кирьяна соединила зрительная связь, которая, казалось, покрепче всякого каната. Такая связь частенько возникает между жертвой и охотником, теперь это Кирьян понимал как никогда остро. Он сам не раз бывал в роли охотника, безошибочно определял среди многих свою жертву. И теперь стоило проехать через всю Москву, чтобы увидеть охотника, предначертанного ему судьбой. Красноармеец не торопился, осознавая, что его жертва обречена на вечный покой. Оставалось только самую малость — подобрать подходящую точку на его физиономии и сделать выстрел.