Баггер - Владимир Плотников

сейчас. Но за одну только эту мысль меня уже нельзя простить. За одну нее мне томиться вечность, а за то, что я не исполнил, меня накажут.

– Почему нельзя простить? Я не обижаюсь. Ты же ничего не сделал? – ответила она просто.

– Что ты сказала? – спросил черт с надеждой, – Ты можешь простить или прощаешь?

– Могу и прощаю.

Черт выровнялся, приобретя осанку и статный вид.

– Ты освободила меня, – он посмотрел на свои копытца, – осталось отделаться от тела. Держи ключ, девочка, и никогда сюда не спускайся. Я выпью за твое здоровье свой последний бокал.

– Но зачем?

– Чтобы не быть чертом. Это очень страшно, и если бы ты была мною, ты бы тоже этого не хотела. А теперь иди и закрой эту дверь.

Девушка так и сделала. Она ничего не сказала Александру, но теперь у нее появилась тайна.

Глава 7

Продать золотого Сталина – задача только с виду простая. Нужно выбрать барыгу и тщательно разыграть. Так, чтобы не подумал. Что есть еще. Продавать не сильно дешево, чтоб не решил, что ворованное. В общем, сработать чисто.

На статуэтке не было пробы, ну и что. Золото и есть золото. Оказалось, что оно очень низкого качества, но может быть куплено по цене десять долларов за грамм. Художник поторговался для того, чтобы отвести подозрения, и на добродушную фразу «приходите еще» ответил, что пожалуй, вряд ли.

Действительно, этой штукой однажды расплатились за картину, и естественно, что она в единственном экземпляре. Такова была легенда, и молодой человек надеялся, что в нее поверили. Денег оказалось не так много, как он предполагал. Это, конечно, нестрашно, ведь краски было еще предостаточно. Вопрос был в безопасности обналичивания. А это действительно проблема.

Он вспомнил бриллиант святого отца, и теперь на сто процентов знал, откуда он взялся. Нет, драгоценные камни слишком опасно. Нужно найти человека, которому можно доверять – подумал он. Вот только где его взять, когда в таких вещах можно доверять только себе? Когда Александр вернулся, его ждало неприятное известие – море не приняло мертвеца, и старого пройдоху в сутане священника выбросило на песчаный пляж неподалеку. Мария видела его и была грустна. Она молчала, и только вечером спросила:

– А я, когда умру, тоже буду такой?

– Ты никогда не умрешь, – соврал Александр.

– Почему?

– Пока я с тобой, ты будешь жить вечно.

– А ты не умрешь? – в ее голосе прозвучал детский страх и надежда. Молодому художнику это понравилось. Да наверное, понравилось бы многим.

– Даже не собираюсь.

– Это хорошо, – сказала Мария и обняла его. Он думал, что вот-вот, и девушка его полюбит. И она действительно его любила, но не так, как он ее, и не так, как он от нее хотел. Просто он был с ней от сотворения мира. Ее мира. И жизнь без него не представлялась в ее детском сознании так же, как сложно представить мир без кого-то из родителей. Кажется, что мама будет всегда молодой, а папа по-доброму держать за руку. И мир огромен, и сторон света больше, чем уместит в себя крохотный компас.

Она любила Александра, и ей было очень хорошо от того, что он есть в ее жизни, что он просто есть. В то же время она не думала,, что ее жизнь пройдет здесь, рядом с ним. Город, который принес ей усталость, к вечеру представлялся в романтических красках. Его улицы, причудливые дома и забавные прохожие. Александр сказал, что городов много, и они разные, и девушка их обязательно увидит. Ее волновала эта мысль. Она понимала, что очень скоро все изменится. Что эти люди станут частью и ее жизни.

– А почему мы уедем? – спросила она вдруг с тревогой.

– Чтобы зажить по-настоящему.

– А разве сейчас понарошку?

Он задумался, но не знал, что ответить. Все это время он действительно жил начерно. Он поймал себя на мысли, что возможно, успел к этому привыкнуть.

– У нас все будет хорошо, – произнес он, и отправился копать могилу. Нужно было глубоко закопать этого гнусного мерзавца, который даже в мертвом состоянии пришел портить ему жизнь.

– Мерзость, – проговорил он, глядя на тело священника. – Что ж, не хочешь, как моряк, будешь покоиться, как сухопутный.

Он рыл старательно, время от времени натыкаясь штыком на булыжники. Глубоко, так, чтобы не нашли. Наконец, он стал видеть края ямы у себя над головой. Он вдруг подумал, что стоит в собственноручно выкопанной могиле. Все, достаточно.

Углубление не было широким, но почестей никто не обещал. Он сбросил труп на дно и стал закапывать. Грунта оказалось больше, и возник вопрос – что делать с оставшимся. Это кладбище без крестов и надгробий. Оно должно было скрыть и принять в себя, никому не рассказывая о том, что хранит. Художник старательно притоптал яму и полил водой. Когда усадка позволила насыпать еще, Александр разровнял оставшуюся часть земли по окружности, и стал надеяться на действие времени.

В детстве ему говорили, что на кладбище из-под земли выделяется сероводород, и иногда можно увидеть, как он горит. Да, криминалисты тоже так определяют местонахождение страшного клада. Но кто будет искать это ничтожество? Разве сам дьявол, который его послал. А ведь верно, – подумал он вдруг.

Страшная мысль пришла и готовилась разрушить спокойствие. А что если он не один? Если кто-то, кто все знает, придет и начнет требовать свое? Из этих мест нужно было уезжать, и как можно скорее, тем более что здесь уже слишком тесно.

Он вернулся в дом усталый и грязный. Мария спала, и ей снились сны. Она улыбалась, и Александр ей позавидовал. Без зла, но с каким-то саднящим чувством. Она лучше, чем я, – подумал художник, и его лицо стало серым.

Глава 8

В цирке Олег был гостем. Он с детства запомнил это чудо и волшебство, но волшебным он остался где-то там в детстве. На деле, здесь происходит работа и жизнь. Своя среда, своя культура. Выходцы из кулька сюда попадают только как клоуны. Но быть клоуном – честь. Кто знает – поймет. Виктор оставил его на манеже и остался в сторону гримерок. Полчаса воспоминаний, люди, проходящие мимо смотрели на него и задавались вопросом. Что ему здесь надо? Ну раз стоит, значит – надо. Наконец Олегу надоело, и он вышел покурить. Странно все это. Но по сути, жизнь вообще – странная и до сих пор необъяснимая штука. Через какое-то время вышел Виктор. Глаза его горели, а