Не оставляй меня, Малыш! - Татьяна Александровна Бочарова

это время дверь из коридора распахнулась.

На пороге появилась Ася — в глазах ужас, губы дрожат, руки, как у солдата, судорожно вытянуты по швам.

Алексей так и застыл на месте, предплечьем касаясь Морковкиной щеки.

— Леша… — тоненько сказала Ася и попятилась назад, в прихожую.

— Упс! — восторженно произнесла Лизавета. — Вот это ёксель-моксель!

Алексей ткнул ее в бок, чтоб замолчала.

— Настя, ты… куда? Постой.

Ася продолжала отступать, не произнося больше ни слова.

— Настя! — повторил Алексей громче.

— Вот что, ребятки, — Морковка решительно откинула простыню, — вы тут разберитесь меж собой, а я пока пойду душ приму. — Она соскочила на пол и, нарочито вихляя тощим задом, прошлепала мимо Аси в коридор. Громко щелкнула задвижка.

Ася вздрогнула всем телом.

— Настя, подожди, — попросил Алексей, — не надо так, сразу… дай я объясню.

Она отчаянно замотала головой.

— Да погоди ты, ну!

Ему было до чертиков стыдно разговаривать с ней так, лежа под одеялом совсем нагишом, до того стыдно, аж в глазах начало рябить.

— Слушай, — тихо проговорил он, — ты… это… отвернись на минутку. Я сейчас… я объясню, ты не уходи только, Настя! Не уходи, пожалуйста! Вон, в окошко посмотри пока.

Ася смотрела на него, округлив глаза, будто перестала понимать человеческую речь.

— Ну же, Насть, тебе как еще сказать?

Она наконец неловко задвигалась, переступила с ноги на ногу, повернулась лицом к стене. Алексей мигом схватил со спинки стула джинсы.

Ася терпеливо стояла, секунду, другую, не шевелясь, упершись взглядом в старые, продранные местами обои.

— Все?

— Да.

Она обернулась. Он стоял прямо перед ней, старательно отводя глаза в сторону.

— Я могу идти?

— Нет. Это не то, что ты подумала…

— Правда? — Ее губы дрогнули в улыбке. — А что же?

— Ну, Насть… я имею в виду… это же так просто, ерунда. Само вышло. — Алексей почувствовал, что несет чушь, и умолк. Голову схватило с новой силой.

— Для тебя все просто, — со спокойной горечью сказала Ася, — слишком просто. Так… не бывает у людей.

— Дура ты. — Перед глазами у него уже все плыло, силуэты знакомо сливались в одну зыбкую, дрожащую, многоцветную паутину — Всё так и бывает. По-твоему я не человек? Сама виновата — знаешь ведь, тошно мне одному, худо. Знаешь и уходишь. Эх, Настя…

Она подалась вперед, губы ее шевельнулись. На мгновение Алексею показалось, что вот сейчас она обнимет его, прижмет его голову к своей груди, скажет, что простила.

— Настенька!

— Все сказал? — Глаза ее блестели, но слез не было. — Теперь дай мне сказать. Если я и виновата, Леша, то лишь в том, что чересчур доверчива, воспринимаю всерьез всё, что ты говоришь, а этого делать нельзя. Словам твоим цена копейка.

— Неправда!

— Правда, Леша, еще какая правда. Ты глянь, в кого превратился: существуешь звериными инстинктами, захотел — дал в морду тому, кто чем-то не понравился, захотел — позволил любой… не буду говорить вслух… затащить себя в койку. Так только в лесу живут, плодятся, размножаются, друг другу глотку зубами рвут и ни о чем не думают.

— Замолчи! — повысил голос Алексей. — Зачем ты так-то, Настя, зачем? Ты же знаешь…

— Что знаю? Опять болезнью своей будешь прикрываться, ранениями, контузией? Хочешь, чтоб тебя вечно жалели, всё тебе прощали — удобно, ничего не скажешь! Особенно для того, чтобы водить за нос идиотку вроде меня.

Он почувствовал, что теряет контроль над собой. Слова, которые она говорила, казались такими несправедливыми, такими до ужаса обидными, что хотелось одного: любой ценой заставить ее замолчать, прервать этот поток обвинений, оправдаться.

— Настя, перестань, прошу тебя!

— Не перестану! — На ее щеках вспыхнули два неровных ярко-бордовых пятна. — Не перестану!! Я… да я презираю себя за то, что связалась с тобой. Ребенка до слез довела, бросила его дома на больную старуху, все затем чтобы сюда, к тебе прибежать. Так мне и надо, твари! Поделом. Впредь будет наука.

— Хватит! — Он схватил ее за руку, со всей силы рванул на себя. — Хватит, кому говорю! Прекрати!

Ее лицо на мгновение исказилось от боли, но тут же снова стало гневным и яростным.

— С собакой своей так разговаривай, понял? Только и слышала от тебя: «Встань! Сядь! Иди! Замолчи!» И мне, дуре, это даже нравилось! — Она рассмеялась звонко, с издевкой, глядя прямо ему в лицо. — Все теперь. С меня довольно. Я твоей крутостью сыта по горло. Прощай. — Ася дернула руку, пытаясь освободиться.

— Никуда ты не пойдешь! — заорал Алексей, не выпуская ее кисть. — Никуда, я сказал! И рот свой закрой, а то плохо будет.

— Ага. — Она понимающе кивнула, продолжая улыбаться. На лице ее не было и тени испуга. — Конечно, это мы умеем, как нельзя лучше. Когда сказать нечего, проще всего работать кулаками. Я тебя правильно поняла?

— Заткнись!! Сейчас же!!!

— Не заткнусь. Ну давай, попробуй, ударь меня! Давай!

— На-стя!

— Герой! — презрительно проговорила Ася. — Дурак ты пьяный, а не герой. Ухватил?

Пляшущая паутина перед глазами внезапно разорвалась на множество мелких кусков.

Алексею показалось, что он ослеп, но ослеп как-то странно: кругом была сплошная чернота и лишь в самом центре до боли отчетливо белело лицо, красивое и холодное, как маска. Оно казалось совершенно каменным, неподвижным, мертвым. Оно заслоняло от него Настю, живую, настоящую Настю, с теплым, ласковым взглядом, со слезами на глазах, с дрожащими мягкими губами. Его Настю, такую желанную, единственную, самую близкую и драгоценную.

Надо было разбить эту застывшую маску, раскрошить ее на мелкие черепки, пробиться сквозь них к свету, обрести покой.

Он прицелился и нанес удар по белому камню Он ожидал боли, какая бывает при соприкосновении с твердой поверхностью, но боли не было. Сжатые в кулак костяшки пальцев ощутили что-то мягкое, податливое, беспомощно-беззащитное. Белое окрасилось красным, по подбородку маски быстро потекли тонкие струйки, извиваясь и сплетаясь между собой.

Слух Алексея различил тихий и странный звук: будто кто-то рядом с ним не то охнул, не то вздохнул. Он озадаченно глянул на свой кулак — на нем была кровь. Настоящая, человеческая кровь, которую он видел множество раз и которую невозможно было высечь из холодного камня.

Алексей в ужасе зажмурился. Потом медленно приоткрыл глаза. Перед ним темнела пустая стена. Он перевел взгляд ниже, еще ниже: Ася сидела у его ног, на корточках, сложенными лодочкой ладонями пытаясь прикрыть нижнюю часть лица. Красные струйки бежали сквозь ее пальцы, капая на пол.

Алексей, как подкошенный, рухнул на колени.

— Настя. Господи, Настя. Что я наделал.

Он хотел дотронуться до нее, но не посмел. Только глядел, как тщетно она старается