Орден мраморной Горгоны - Дмитрий Мансуров

Баррагин зашел в зал и сел в указанное стражником место. Зрители тоже заняли свои места в зале и перешептывались, рассказывая друг другу версии того, что натворил Баррагин, и как за это ответит. Краем уха он слышал их болтовню и поражался невообразимой фантазии. Версия его дела, приведшего в это мрачное здание, у одной из старушек оказалось настолько захватывающим, что Баррагин против своей воли заслушался и едва не пропустил начало заседания.

– Всем встать, суд идет! – провозгласил секретарь.

Старушка замолчала на самом интересном месте, и Баррагин чертыхнулся: теперь придется самому выдумывать продолжение. С другой стороны, собственная жизнь и так казалась ему весьма увлекательной. Разве что последние события изрядно подпортили радость от преодоления обыденных трудностей.

– А ведь сейчас я мог плыть на остров сражаться с Горгоной, – вздохнул Баррагин. Теперь поздно об этом думать.

Присутствующие встали, высоченная дверь цвета слоновой кости, в дверной проем которой мог запросто пройти шестиметровой высоты гигант, отворилась, и в зал вошел главный королевский судья. Из прохода напротив, с черной, стильной, из мрамора, но низенькой и узкой, словно для лилипутов, двери, вышел адвокат в черном же костюме. Баррагин встречался с ним два раза в камере, и уже знал, что ничего особого ждать от этого представителя защиты не придется. Он скорее проводил время в свое удовольствие, чем работал, но заменить его нормальным адвокатом Баррагин не мог, а остальным было безразлично.

Фармавир, как погибший, присутствовал заочно, в виде портрета с черной рамочкой и пририсованными каким-то недорослем усами. На скамейке обвиняемых Баррагин так и сидел рядом с портретом. Стражник встал за спиной обвиняемого с мечом в руке: особо буйных могли казнить прямо на месте.

В приличном кресле обвинителей сидел Альтарес. Одетый не по погоде в плотную черную куртку до самого пола, неожиданно быстро похудевший и мрачный, он смотрел на Баррагина с нескрываемой злостью и был полон решимости добить врага раз и навсегда.

Рядом с ним сидел управдворцом Бумкаст, и было непонятно, кто из семейства мечтает расквитаться с Баррагином больше. Оба метали глазами молнии ярости и тоже напоминали Баррагину голову Медузы Горгоны, которую изобразил на холсте живущий в подвалах бывший моряк.

Судья, в длинной темно-синей мантии, с треугольной шляпой на голове, прошел в зал и сел в кресло. На шляпе сверкал медальон, выдаваемый судьям перед каждым заседанием. Та часть присутствующих в зале заседаний, которой становилось скучно, обычно занималась подсчетом количества мелких бриллиантов, вставленных в медальон. Денежной ценности он не представлял, хотя желающих прикарманить его не убывало. Стабильно раз в год очередной ловкач пытался под любым предлогом завладеть шляпой, чтобы стащить медальон и продать его коллекционерам, специализирующим на краденых произведениях искусства или всякого рода занимательных безделушках.

Судья усталым взглядом – да когда же вы повзрослеете и перестанете заниматься глупостями, бесконечным потоком приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда обвиняемые? – обвел присутствующих и сказал:

– Дело номер три тысячи восемьсот десять. Слушается обвинение Альтареса против бывшего коллеги Баррагина. В чем состоит суть претензий?

Альтарес с трудом встал с места, изрядно при этом побледнев.

– Этот человек, – сказал он, указывая на Баррагина, – присвоил мое изобретение: противогоргонские очки. И попытался вместе с ними сбежать за пределы государства, чтобы продать готовые очки врагам нашего короля Кобула Третьего! Если бы не четкие действия стражников, ему удалось бы совершить свое злодеяние и оставить короля у разбитого корыта. К счастью, его пособник погиб во время бегства и не сумеет испортить нам суд колдовскими действиями.

Баррагин презрительно фыркнул. Альтарес на секунду запнулся.

Судья посмотрел на обвиняемого.

– У вас есть, что сообщить по данному поводу?

Баррагин встал.

– Разумеется.

– Прошу.

– Сначала я хочу заметить, что обвинитель лжет: ни в каком побеге я не участвовал. Первый советник лично вошел в лабораторию и может засвидетельствовать правдивость моих слов.

Присутствующие загомонили, судья несколько раз постучал дубинкой по манекену головы, давая понять, что скоро перейдет от ударов по манекену к избиению гомонящих. Шум прекратился.

– Допустим, – сказал судья. – Но ваш коллега все же сбежал. С чем связано его желание покинуть территорию королевства, если не с планами продать изобретение нашим врагам и тем самым отдать им в собственность Пинайский остров?

Баррагин дождался, пока в зале наступит полная тишина, и сказал:

– Да, Фармавир на самом деле улетел, но исключительно по моему приказу.

– Вот видите! – воскликнул с места Альтарес. – Я же говорил, говорил!

– Отставить выкрики с места! – приказал судья. – Здесь не рынок, перекрикивать конкурентов не нужно. Обвиняемый, объяснитесь!

Баррагин кивнул.

– Я приказал ему собрать все документы и спрятать их в надежном месте на случай, если Альтарес объявит их своими.

– Уважительная причин, – согласился судья. – Я сделал бы то же самое.

– Но они на самом деле мои! – воскликнул Альтарес. – Баррагин только что признался, что сам желает воспользоваться моим открытием и изобретением в своих корыстных целях! И это после того, как на создание изобретения было потрачено пять лет жизни и немереное количество денег из казны! Совести у него нет!

– Ничего и никому я перепродавать не собираюсь, – терпеливо сказал Баррагин. – Альтарес потребовал передать ему авторство изобретения, в противном случае он пообещал испортить мне жизнь и использовать все свои связи при дворце, чтобы засудить меня и вышвырнуть вон из города. Это необходимо для того, чтобы получить причитающуюся награду за победу над Горгоной единолично. Максимум, среди своих. Команда Бадабум может подтвердить, что именно я поделился с ее участниками своими планами по созданию противогоргонского оружия.

Судья взглянул на управдворцом.

– Я ничего не стану подтверждать! – заявил вскочивший Бумкаст. – Эти два выскочки сталкивались с моим сыном в университете, где он по глупости и излишнему человеколюбию поделился с ними своей идеей. Они же основательно запудрили мозги первому и второму советникам ради получения огромных прибылей. Подозреваю, что Фармавир изначально обладал определенными колдовскими навыками, и потому сумел заморочить нам голову. Но с меня пелена спала, когда я увидел пострадавшего сына, а вот первый и второй советник до сих пор пребывают в стойком неведении относительного реального положения дел.

– Почему Вы пришли к такому выводу? – судья потребовал объяснений.

– Судите сами, Ваша Светлость, – сказал Бумкаст. – Вспомните, как была разрушена лаборатория, город превращен в резиновую игрушку, дворец заполнили говорящие невидимые демоны, как, наконец, питьевая вода превратилась в вино, что привело к массовому веселью и дальнейшей общегородской охоте за галлюцинациями! Любое из перечисленных действий гарантировало бы простым людям попадание в тюрьму на многие годы, но что случилось с нашими обвиняемыми? Тюрьма или денежный штраф? Наказание плетьми? Нет, нет, и еще раз нет! С ними ничего не случилось! Как работали, так и продолжали работать! Более того, первый советник выдал Фармавиру сверхсекретную книгу по едва созданной науке магии! Чем, как не далеко идущими планами по подготовке переворота и захвату трона, являлись действия этих заговорщиков?