Орден Святого Георгия - Валерий Пылаев

доброй половины известных мне ритуалов, и здесь их явно начертили немало. И наверняка не обычным кусочком, а специально заговоренным, иначе пришлось бы использовать кровь или даже что-то посерьезнее. От того, что расположилось на полу по углам комнаты, остались только размазанные белесые пятна, однако центральную фигуру я как будто узнал.

А если встать и посмотреть во-о-от отсюда, чтобы не отсвечивало?

— Да твою ж… — устало вздохнул я.

Пентаграмма. Древний символ — египетский, если вообще не из тех, которыми пользовались еще аккадцы при легендарном царе Гильгамеше. Изображать его на лбу уродливого демона и связывать с сатанизмом стали сравнительно недавно, во второй половине девятнадцатого века с легкой руки Элиф а са Лев и. Французского оккультиста, таролога и так называемого мастера ритуалов…

Однако в моем мире куда чаще использовали слово «шарлатан».

Но тот, кто начертил все это здесь, не был ни шарлатаном, ни уж тем более сатанистом, хоть и по забавному стечению обстоятельств Рогатого все-таки вызвал. Колдун прекрасно знал истинный масштаб силы, которую пентаграмма набрала за тысячелетия своего существования в различных ипостасях.

И здесь ее использовали не как оберег от зла, а как элемент, объединяющий несколько элементов в одно. Пять углов звезды, заключенной в круге, и пять… подмастерий. Помощников, без которых нужное количество энергии не набрать даже с титаническим личным резервом. Одним из них наверняка был сам Меншиков, еще один расположился прямо у двери, третий, четвертый, пятый…

И шестой — сам колдун. Вынесенный за скобки, стоящий Круга Силы, но получающий всю его мощь до последней капли. Единственный, кто способен управиться с эфирным «резаком», открывающим Прорыв в полтора десятка метров шириной. Ни у Меншикова, ни у остальных «падаванов» на такое здоровья бы не хватило — кишка тонковата.

Колдун орудовал лично. Но, как и всегда, остался в тени. Скрытым, неузнанным и безымянным… а вот у остальных имена были. Равно как и фамилии, и титулы, и общая тайна, связавшая пятерых заговорщиков из высшего света Санкт-Петербурга узами, незримым до простых смертных. Вряд ли даже Дельвиг с Геловани смогли бы уверенно указать на четырех друзей светлейшего князя Меншикова.

Но я точно знал, кто сможет.

Глава 33

— Проходите, сударь. Его сиятельство вас примет.

…Хоть и без особого желания. Продолжение фразы явно читалось на лице дворецкого. Долговязый мужчина неопределенного возраста смотрел на меня со смесью недовольства и презрения. А уж «сударь» — и это при том, что он никак не мог не знать о моем благородном происхождении — почти оскорбление. И вряд ли санкционированное хозяином — вряд ли Юсупов опустился бы до такого.

Даже будь он по-настоящему зол.

Впрочем, какая разница? Я пришел сюда по делу. Можно сказать, просить о помощи. Или заключать союз, но уж точно не демонстрировать собственный гонор или меряться… ну, допустим, титулами.

Так что сейчас мне оставалось только молча подниматься по лестнице княжеского дворца. Того, что на Мойке — всего семья Юсуповых владела двумя в одном только Петербурге. И этот чуть уступал габаритами и размахом своему блистательному собрату, расположившемуся примерно в километре отсюда между Фонтанкой и Садовой улицей.

Габаритами — но уж точно не роскошью. Впрочем, у меня все равно не было времени любоваться внутренним убранством. Да и особого желания, пожалуй, тоже. В конце концов, в том мире я не раз бывал в обоих дворцах, и вряд ли они изменились настолько сильно, чтобы всерьез удивить меня интерьерами.

А вот публика… Публика здесь собралась весьма занятная. За столом, скорее подходящим для карточной игры, чем для трапезы, собрались около полудюжины мужчин — не считая самого хозяина.

— Друзья мои, — Юсупов чуть склонил голову, указывая на меня, — перед вами Владимир Петрович Волков. Достойнейший из офицеров славного Георгиевского полка и, без сомнения, самый преданный из слуг государя. Прошу любить и жаловать… хоть его визит и стал для меня самого изрядной неожиданностью.

— Приношу свои извинения, милостивые судари. — Я прижал форменную фуражку к груди и изобразил глубокий поклон. — Однако меня привело сюда не праздное любопытство и даже не одно лишь почтение к хозяину.

— Ничуть не сомневаюсь, Владимир Петрович. и мы непременно вас выслушаем, но для начала позвольте мне представить моих гостей. — Юсупов развернулся в сторону мужчин за столом. — И начнем, пожалуй, по старшинству. Перед вами…

Светлейший князь Александр Михайлович Горчаков. Министр иностранных дел и последний канцлер Империи. Крупнейшая политическая фигура своего времени — и не только в России, но и во всей Европе. Тот, кого называл учителем сам «железный Бисмарк». Рано или поздно такое должно было случиться, но, идя сюда, я даже не догадывался, что вот-вот встречу в этом мире того, кого знал в прежнем.

— Вижу, мое лицо вам знакомо. — Горчаков поднялся из-за стола мне навстречу. — Мы не могли встречаться раньше?

— Не думаю, ваша светлость.

Разумеется, мы с князем не были друзьями, да и виделись в последний раз где-то с полвека назад, когда ему не исполнилось и семидесяти. Немалый возраст уже тогда, а сейчас… Старик в юности учился в царскосельском лицее вместе с Пушкиным, а значит, родился то ли в начале прошлого века, то ли вообще в конце восемнадцатого. И к настоящему моменту, в одна тысяча девятьсот девятом…

Сотня лет с небольшим. Может, даже все сто десять. А выглядит раза в полтора моложе! Годы изрядно проредили шевелюру Горчакова, а на макушке и вокруг лба волос и вовсе почти не осталось. Добавилось морщин, но в остальном его светлость почти не изменился. Все те же глаза за овальными стеклами очков в золотой оправе, все тот же взгляд. Да и рукопожатие уж точно не стариковское.

Одно слово — Владеющий.

Не то, чтобы я рассматривал прожившего на два с лишним десятка лет больше положенного Горчакова, забыв обо все на свете, но представление остальных гостей, можно сказать, пропустил мимо ушей. И только на последнем память снова встрепенулась. Мы с ним совершенно точно не встречались и ни в том мире, ни уж тем более в этом, но внешность показалась мне знакомой. И я едва успел подумать, кем мой новый знакомый может приходиться государю…

— Его императорское высочество великий князь и государь наследник цесаревич, — Юсупов произнес полный титул, добавив в голос церемониальных ноток — видимо, чтобы еще сильнее подчеркнуть особое положение гостя, — Иван Александрович Романов.

Наследник, да еще