Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

В один прекрасный день он выстроил во дворе в ряд всех коровниц и служанок и стал осматривать каждую с головы до пят, пока не выбрал одну из них – высокую и стройную, словно тополь, девушку по имени Молли с каштановыми волосами. Она должна была помогать ему объезжать кобылу в дамском седле.

Признаюсь, мне был неприятен его выбор. Почему он не взял на эту роль меня, собственную жену? Я ведь умею ездить верхом. Мы не раз катались с ним вместе, и моя милая гнедая кобылка по кличке Коричневая Дева никогда не уступала его скакунам, что, разумеется, не мог не отметить Роберт. Так что ему отлично было известно, что я – умелая наездница и уверенно держусь в седле. А что касается происхождения, то дочь сэра Джона Робсарта значительно лучше подходила на роль леди, чем Молли. Пускай я не была столь рафинированной и изящной, как увешанные бриллиантами придворные дамы, но и коровницей, зачатой на сеновале, меня тоже нельзя было назвать.

Не единожды я нарушала запрет Роберта и подходила поближе, влекомая любопытством, – мне хотелось узнать, не кроется ли за его выбором что-то еще. Если бы он ненароком заметил меня, то наверняка разгневался бы и прогнал прочь, побивая хлыстом, на потеху Молли и конюшим, на глазах которых мне пришлось бы скрываться от собственного разбушевавшегося супруга.

Однажды ночью я набросилась на него со слезами, обвиняя в том, что он изменяет мне с Молли.

Я видела, как он дотрагивается до нее, как тесно соприкасаются их тела, когда он помогает ей спуститься с лошади. Видела, как она обвивает руками его шею, а он обхватывает ее тонкую талию. Если бы в этом занятии не было ничего такого, они бы держались на расстоянии друг от друга и ее стопы касались бы земли намного быстрее, и тогда мне не пришлось бы наблюдать за этими страстными объятиями явно влюбленной пары. И уж тем более я не видела ни одной веской причины для того, чтобы во время уроков верховой езды она так тесно прижималась к нему грудью или же чтобы Роберт так нежно касался ее спины. Да никто и помыслить о таком не мог, когда я училась ездить верхом, а в мою бытность девицей у меня был весьма привлекательный молодой наставник, от одного только вида которого у меня екало сердце. Возможно, я была излишне ревнивой, не спорю, но и дурой я отнюдь не была!

Роберт чуть не рассмеялся мне в лицо.

– Если бы я хотел завалить на сеновале какую-нибудь сельскую простушку с пустой, как тыква, головой, зачем мне искать ее на стороне? Я ведь уже женился на одной такой! Зачем же опускаться еще ниже? Это же как отыметь за полпенни беззубую шлюху с оспинами на роже!

Я в ужасе отпрянула от него – терпеть не могла, когда он начинал грубить, используя столь безобразные, вульгарные слова. Когда они срывались с губ моего мужа, острые и меткие, словно стрелы, он и сам становился таким же безобразным, как эти слова.

– Тогда почему ты выбрал Молли? – спросила я, все еще ощущая, как во мне клокочет гнев, вызванный его оскорблениями.

Действительно, словом он бил, как хлыстом. В глубине моей души по-прежнему жил тот юноша, каким он был когда-то, – храбрый, необузданный, но доброго нрава, тогда как нынешний, повзрослевший Роберт постоянно доводил меня до слез. Но надежда в моем сердце не угасала, я все еще верила, что тот милый мальчик возьмет верх над одержимым тщеславием мужчиной и разобьет этот твердый панцирь элегантности и лоска, в который он себя заточил по собственной воле и покрыл лаком честолюбия. Даже я осознавала, что малейшее проявление слабости или мягкости любому могло бы стоить места при дворе. Снова и снова я просила его «забыть обо всем и остаться со мной», разбить свою маску, выпустить на волю свое истинное я и оставить все свои честолюбивые притязания. Однако Роберт был непреклонен – лишь пожимал плечами и отказывался меня слушать. «Что за нелепица! – говорил мне он. – Впрочем, чего еще от тебя ожидать, ничего умнее ты и не могла сказать».

Роберт побагровел от гнева, когда понял, что сейчас ему придется объясняться с глуповатой, по его мнению, простушкой.

– Ты должна и сама понимать, что она фигурою больше похожа на ту, для кого я объезжаю эту лошадь. Она – высокая, в отличие от тебя, и бедра ее стройны, в то время как твои – полны и округлы. – Он крепко обхватил меня за талию, грубо проводя ладонями по изгибам моего тела. – Да и груди ее не трясутся, как пудинг, когда она ездит верхом. Так что не веди себя так, будто тебя кто-то унизил, Эми. Я знаю, что по происхождению ты более знатна, чем Молли. Но ты попросту не понимаешь, насколько это важно для меня! Лошадь должна быть безупречна!

Затем он склонил голову, поцеловал нежные холмы моих грудей над лифом, приподнял мои юбки, и пальцы его тут же заставили меня позабыть обо всех злых словах, что он произнес. Роберт приник губами к моей шее и тихонько рассмеялся, когда я застонала в его объятиях, после чего уложил меня на кровать лицом вниз и жестко вошел в меня, словно жеребец, взобравшийся на кобылу.

Когда следующей ночью Роберт вновь остался в конюшне, я потихоньку выбралась из дома с подстилкой, одеялом и кружкой сидра в надежде порадовать мужа, позаботившись о нем, и, возможно, упросить его позволить мне остаться с ним. Я задрожала от сладостного предвкушения, представив, как мы будем любить друг друга на сене в конюшне, как вдруг раздался звонкий, визгливый смех Молли, а вслед за ним зазвучал и низкий, горловой хохот моего мужа. Стоны, вздохи, крики, возня – все это не оставило никаких сомнений касательно того, чем они там занимались, и это не имело ровным счетом никакого отношения к красавице кобыле.

Я молча оставила у дверей подстилку и кружку и, задрожав, теперь уже от внезапно охватившего меня холода, набросила на плечи одеяло. Хотя незадачливые любовники и поняли, что мне все известно, мой супруг, когда я увидела его в следующий раз, не сказал мне ни слова, только поблагодарил за принесенное угощение. К своему стыду, промолчала и я – покорно приняла его слова благодарности и оставила все как есть. Внутри у меня все кипело от гнева, но внешне я оставалась спокойной, хотя мне впору было устроить скандал, толкнуть мужа в грудь и высказать ему все, что думаю, но я струсила и попыталась притвориться, будто мне все это показалось. Все мужчины твердят, что «это естественный порядок вещей», я слышала, как слова эти повторяли даже мои матушка и сводные сестры, – так отчего же я ждала чего-то иного от Роберта?

Я проглотила обиду. Следующей ночью он расположился у костра и мрачно всматривался в пляшущие язычки пламени. Я пришла к нему и уселась рядом, поставив перед супругом поднос с двумя пиалами с кремом и тарелкой с яблочными пирогами, ароматно пахнущими корицей и тоже щедро украшенными кремом. Надеялась, что он вспомнит. В последний раз, когда я предложила Роберту такую необычную трапезу, он раздел меня, уложил на кровать, покрыл мои груди кремом и слизывал его до тех пор, пока мои соски не набухли, словно вишни. А потом мы любили друг друга и угощались яблочными пирогами.

Роберт лишь мельком взглянул на поднос и досадливо покачал головой. Когда он посмотрел мне в глаза, в его зрачках отражалось пламя костра.

– Хватит объедаться сластями, Эми, тебе нужно учиться держать себя в руках – ты и так уже начала полнеть, – сказал он.