Брайтонский леденец - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Он смотрел на нее, кивая головой с таким глубоким безразличием, как будто потерял способность соображать, — так выпускаешь из рук поводок, и собака исчезает из вида, убегает далеко, в лес, ее уж и не догнать… Он был поражен, когда она вдруг добавила:
— Я дам вам… двадцать фунтов.
Что он такое сказал, за что можно заплатить столько денег? Она соблазнительно улыбнулась ему.
— Позвольте мне только помыться и напудрить нос.
Он ничего не ответил, он испугался, но и ей было не до ответа — она ринулась вверх по лестнице — ждать лифта нет времени… Ей надо помыться! Эти же слова она сказала и Фреду. Айда бежала наверх по лестнице, навстречу ей спускались, люди, переодетые к обеду. Она заколотила в дверь, и фил Коркери впустил ее.
— Быстро, — скомандовала она, — мне нужен свидетель.
Слава богу, он был одет, и Айда потащила его вниз, но стоило ей войти в холл, как она увидела, что Кьюбит исчез. Она выбежала наружу, на ступеньки «Космополитена», но его нигде не было видно.
— Ну, в чем дело? — спросил Коркери.
— Ушел. Ну ладно, — сказала Айда Арнольд. — Теперь-то я знаю все точно. Никакое это не самоубийство. Они убили его. — Она говорила медленно, точно сама вслушивалась в свои слова. — Брайтонский леденец…
Многим женщинам показалось бы невозможным разгадать смысл этих слов, но Айда Арнольд привыкла разгадывать загадки спиритического столика. Ее пальцы вместе с пальцами старого Кроу распутывали более непонятные вещи. Ум ее заработал совершенно уверенно.
Ночной ветерок зашевелил жидкие светлые волосы Коркери. Быть может, ему пришло в голову, что в такой вечер, после любовных утех, всякой женщине нужна романтика. Он робко дотронулся до ее локтя.
— Какая ночь — проговорил он, — я даже не мечтал о таком… Какая ночь… — Но слова замерли у него на губах, когда она устремила на него большие задумчивые глаза, не понимая его, полная совсем других мыслей. И медленно сказала:
— Вот дурочка… выйти за него замуж… ведь не угадаешь, на что он еще пойдет… — С радостной жаждой справедливости она взволнованно добавила: — Мы должны спасти ее. Фил.
Малыш ждал у подножия лестницы. Огромное здание мэрии как тень нависло над ним — отделы регистрации рождения и смерти, выдачи разрешений на вождение автомобиля, взимания налогов, и где-то в одном из длинных коридоров затерялась комната регистрации браков. Он взглянул на свои часы и сказал Друитту:
— Опаздывает, черт ее дери.
— В этом преимущество невесты, — ответил Друитт.
Невеста и жених, кобыла и жеребец, который покрывает ее; мысль эта была, как звук пилы, режущей металл, как прикосновение ворсинок ткани к порезу на руке.
— Мы с Дэллоу… мы пойдем ей навстречу, — сказал Малыш.
Друитт спросил вдогонку:
— А что, если она придет другой дорогой? Вы разминетесь с ней? Я подожду здесь.
Они свернули с главной улицы налево.
— Она пойдет не этой дорогой, — заметил Дэллоу.
— А мы вовсе не обязаны к ней подлаживаться, — возразил Малыш.
— Теперь-то тебе от этого не отвертеться.
— Никто и не собирается! Я что, не могу немножко пройтись?
Он остановился и стал разглядывать витрину писчебумажного магазина: двухламповые радиоприемники, всюду пачки газет и журналов.
— Видел Кьюбита? — спросил он, заглядывая внутрь магазинчика.
— Нет, — ответил Дэллоу, — и никто из ребят не видел.
Стенды с ежедневными столичными и местными газетами были полны сообщений о разных происшествиях: скандал на заседании городского совета, около Черной скалы найдена утопленница, авария на улице Кларенс… Журнал «Дикий Запад», номер «Любителям кино», засунутый за чернильницы, вечные ручки, бумажные тарелки для пикников и маленькие топорные игрушки, роман Марии Стоупс «Супружеская любовь». Малыш внимательно разглядывал все это.
— Мне знакомо, что сейчас с тобой творится, — проговорил Дэллоу, — я и сам один раз был женат. Это у тебя прямо в печенке сидит. Нервы. Знаешь, — продолжал Дэллоу, — я даже пошел и купил одну из таких вот книжонок. Но не узнал из нее ничего нового. Вот только насчет цветов. Про их пестики. Просто не верится, какие чудеса творятся среди цветов.
Малыш повернулся и открыл было рот, чтобы ответить, но зубы его снова сжались. Он умоляюще и с ужасом смотрел на Дэллоу. Если бы Кайт был здесь, подумал он, тот бы ему все рассказал… хотя, будь здесь Кайт, в разговоре этом и нужды бы не было… ни за что бы не влип он в такую историю.
— А вот пчелы… — начал было объяснять Дэллоу, но замолк. — Что с тобой. Пинки? Вид у тебя не особенно важный.
— Я хорошо знаю все правила, — сказал Малыш.
— Какие правила?
— Тебе нечего учить меня правилам, — продолжал Малыш в порыве гнева, — что я, не следил за ними каждую субботнюю ночь?… Не слышал, как скрипела кровать? — Глаза его стали круглыми, как будто он видел что-то ужасное. — Когда я был маленьким, то поклялся, что стану священником, — глухо добавил он.
— Священником? Ты — священником? Вот здорово! — воскликнул Дэллоу. Он необидно захохотал, расставив ноги так неуклюже; что ступил в собачье дерьмо.
— А что плохого быть священником? — удивился Малыш. — Они знают, что к чему. Держатся в стороне от всего этого. — Его губы и скулы задрожали, казалось, он сейчас разрыдается, кулаки его бешено застучали по витрине: утопленница, приемник и этот ужас — «Супружеская любовь».
— Что плохого в том, чтобы немного позабавиться? — покровительственно сказал Дэллоу, очищая подметку о край панели. Но при слове «позабавиться» юноша затрясся, как в лихорадке.
— Тебе ведь не приходилось знать Анни Коллинз? — спросил он.
— Никогда не слыхал о такой.
— Она училась со мной в одной школе, — продолжал Малыш. Он уставился на грязную мостовую; в витрине с «Супружеской любовью» отразилось его полное отчаяния юношеское лицо. — Так она положила голову на рельсы, там, где проходит поезд на Хассокс. Да ей пришлось еще ждать минут десять до поезда семь пять… Он из-за тумана позже отошел от вокзала Виктория. Голову отрезало начисто. Ей было пятнадцать. У нее должен был родиться ребенок, а она знала, чем это пахнет. У нее уже был ребенок за два года до этого, так его могли бы пришить дюжине мальчишек.
— Да, бывает, — согласился Дэллоу, — есть такой шанс в этой игре.
— Читал я всякие любовные истории, — продолжал Малыш. Прежде он никогда не был таким разговорчивым; говоря, он рассматривал бумажные тарелочки с гофрированными краями и двухламповый приемник; тарелочки такие изящные, приемник такой топорный. — Жена Билли зачитывается ими. Знаешь, какого они сорта. «Леди Ангелина подняла сияющие глаза на сэра Марка». Тошнит меня от них. Тошнит больше, чем от других… — Дэллоу с изумлением следил за этим прорвавшимся потоком красноречия. — От тех, что покупают из-под прилавка. Спайсер их частенько доставал. О том, как побеждают девушек… «Стыдясь показаться в таком виде перед молодыми людьми, она остановилась…» Все это одно и то же, — сказал он, отведя полный ненависти взор от витрины и пробежав глазами из конца в конец длинную грязную улицу: запах рыбы, неровный тротуар, засыпанный опилками… — Это и есть любовь, — сказал он Дэллоу, невесело усмехнувшись. — Это и есть забава… Это и есть игра.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!