Возлюбленная кюре - Мари-Бернадетт Дюпюи

* * *

То было мудрое решение. 17 января 1850 года эксперты, выполнявшие анализ жидкостей и состояния внутренних органов организма Анни Менье, представили свой отчет. При проведении экспертизы использовались специальные реактивы, эффективность которых была проверена и доказана. Вот выдержка из этого отчета:

Итак, отравление было доказано. Но встал новый вопрос. Преступление или суицид? Следователи, которым поручили дело, решили, что это выяснится со временем. Сомнений больше не было: расследование продолжается!

* * *

А Ролан Шарваз между тем совершенно успокоился. Присутствие сестры благотворно сказалось на состоянии его нервной системы, истерзанной разлукой с Матильдой. К тому же он рассчитывал вскоре увидеться с любовницей. «Все само собой успокоится, и мы снова сможем встречаться! Для первого раза я отправлю Марианну в Мартон, чтобы нам было спокойнее», – пообещал он себе.

* * *

Двадцать второго января следователь и судебный исполнитель явились к доктору де Салиньяку. Сюзанна впустила этот суровый дуэт в дом и проводила во врачебный кабинет.

– Мы должны задать вам вопрос, доктор. Имеется ли у вас мышьяк?

– Да. Я купил шестьдесят граммов мышьяка в начале декабря в Ангулеме, – ответил тот с ноткой удивления в голосе. – Пятнадцать граммов ушло на отраву для крыс, которые, как оказалось, завелись у нас в погребе и на чердаке. Причем часть отравы я передал Морису, моему арендатору, у него та же проблема.

Следователь произвел быстрый подсчет, после чего заявил:

– Значит, у вас должно остаться порядка сорока пяти граммов. Можете показать нам этот мышьяк?

Колен, который начал понимать подоплеку этого визита, любезно отпер шкафчик с медикаментами, где хранились, помимо прочего, и ядовитые вещества. Страха он не испытывал. Разумеется, флакон из синего стекла с сорока пятью граммами мышьяка на месте. Куда ему деться? Рука доктора не дрогнула, когда он потянулся за флаконом. Однако, едва узрев злосчастную емкость, он испустил хриплый крик, побледнел и упал как подкошенный.

Судебный исполнитель поспешил подобрать стеклянный флакон.

– Цел… – с облегчением прошептал он. – Но я бы сказал, что двадцати граммов до заявленных сорока пяти тут точно не хватает. При том, что грамма хватит, чтобы отравить человека!

– Вы правы, – вздохнул следователь и с подозрением воззрился на доктора, который понемногу приходил в себя.

Он помог Колену подняться и принялся его расспрашивать – вежливо, без намека на ожесточение.

– Доктор, известно ли вам, куда подевались недостающие двадцать граммов?

– Нет! – вскричал Колен де Салиньяк. – Понятия не имею! Я вообще не понимаю, что могло произойти!

– Случалось ли вам оставлять ключ от этого шкафчика супруге?

– В этом нет необходимости. У Матильды есть дубликат. Когда я уезжаю по делам, супруга дает лекарства моим пациентам – тем, кого мы хорошо знаем. Но обычно оба ключа мы храним в одном месте из соображений безопасности, чтобы сын их случайно не нашел.

Чиновник для вида полистал документы, которые прихватил с собой. Анни Менье предположительно отравили 4 декабря, а мышьяк был привезен из Ангулема третьего числа того же месяца.

– Прошу, скажите, что еще вы ищете? – спросил взволнованный доктор.

– Позже вы это узнаете. Я привел с собой жандармов. Они обыщут все места общего пользования в доме и прилежащие постройки, в том числе и конюшню.

Методичные поиски продолжались два часа. Дом обыскали сверху донизу – от голубятни до винного погреба. В нескольких местах, где могли пробегать крысы, и вправду было найдено сухое печенье с начинкой из белой с зеленоватым оттенком массы. Это был мышьяк, и его количество подтверждало показания Колена. Но куда подевались пресловутые двадцать граммов?

Матильде, которая заперлась у себя в спальне, едва судейские вошли в дом, пришлось отвечать на вопросы следователя. С невинным видом она призвала в свидетели супруга:

– Дорогой, неужели ты забыл, что я возила флакон матери и привезла его домой почти пустым? Я сразу поставила его в шкаф и заперла на ключ. Маме тоже нужна была крысиная отрава. Эти грызуны все заполонили!

– Мадам, из услышанного я делаю вывод, что вы знали о существовании этого флакона с мышьяком, взяли его из шкафчика, отвезли матери, а потом вернули на место. И вы говорите, что к этому времени он был почти пуст. Почему же вы не сказали об этом мужу?

– Сказала бы рано или поздно, – ответила Матильда, делая над собой огромное усилие, чтобы казаться невозмутимой.

Она глубоко вздохнула, глядя, как следователь и судебный исполнитель уходят, и обернулась, почувствовав на себе взгляд супруга. Бледный как полотно, Колен де Салиньяк смотрел на нее с недоумением и болью.

* * *

Когда доктор подошел к жене, на него страшно было смотреть. Колена де Салиньяка терзали страшные подозрения, это было очевидно, однако Матильда выдержала его взгляд, не дрогнув.

– Матильда, куда девались эти двадцать граммов? Ответь, ты действительно отдала яд матери? – спросил он жестко. – Я могу поехать к ней прямо сейчас и задать тот же вопрос. Она не осмелится солгать.

Вот теперь появился серьезный повод для отчаяния, и супруга доктора разрыдалась, чтобы выиграть хотя бы пару минут на раздумья. Выдать любовника означало отправить его прямиком на эшафот. В отместку Ролан, несмотря на все заверения в любви, вполне мог рассказать о ее участии в деле. «Но кто будет против меня свидетельствовать? – думала Матильда. – Сюзанна не станет, я дала ей достаточно денег. Нет, я должна убедить Колена, что невиновна! Пока он будет так думать, он будет меня защищать».

– Перестань плакать и говори! – приказал доктор, встряхивая жену за плечи.

И страх заставил ее заговорить, причем со всей страстью отчаяния и внутренним возмущением, которые молодая женщина на тот момент испытывала:

– Колен, любимый, не говори со мной таким злым голосом! Я упомянула в разговоре мать, потому что обещала ей помочь избавиться от крыс, но потом забыла отдать яд. Нужно же было как-то оправдаться перед следователем… Все это – козни недоброжелателей! Не знаю, кто и как, но этот мышьяк у нас украли, чтобы сделать виноватой меня! Люди такие завистливые! Я и следователям об этом говорила… Они завидуют нашей любви, нашему положению в обществе, нашей состоятельности, в конце концов! И главной жертвой выбрали меня, потому что это меня оклеветали, обвинили во всех грехах!