Черный лед - Энн Стюарт

— Не веришь? — сказал он очень тихо. Они стояли так близко друг к другу, что он просто вынужден был говорить шепотом, и шелест его голоса возбуждал ее еще больше. — Тогда кто я, по-твоему, такой?

— Заноза в заднице. — Прозвучало это весьма круто, вот только ей все-таки было трудновато дышать, находясь от него так близко. Она залезла к нему под рубашку и прижала клейкую ленту к его коже на боку. — Так правильно? — повторила она.

— Более или менее. Взрыв разорвет ткань одежды, а фальшивой крови там достаточно, чтобы замаскировать возможную ошибку в расчете. — Он взглянул на нее сверху вниз. Его рот оказался прямо над ее губами — она могла прикрыть глаза, положить голову ему на плечо, погрузиться в его тепло и силу…

Хлоя сделала шаг назад, нервно вздрогнув и попытавшись это скрыть. Он застегнул рубашку, потом вдел руки в рукава черного парадного смокинга, подходившего к ее облегающему платью. Свои длинные волосы он стянул в хвост на затылке и, закончив одеваться, выглядел элегантно и беззаботно. Ее глаза следили за его руками, пока он завязывал черный шелковый галстук; потом она обнаружила, что смотрит на его рот.

— Нам надо поговорить, — вдруг вырвалось у нее.

— О чем?

Черт бы его подрал!

— О том, что недавно произошло. В спальне, — пояснила она на случай, если он опять собирается изображать непонятливость.

— Зачем? Там не о чем говорить.

— Но…

— Это была нормальная человеческая реакция. Выживание вида, моя прелесть. Сталкиваясь с насильственной смертью, представитель вида совершает жизнеутверждающие действия. Ничего личного.

Она была идиоткой, что открыла рот. Если бы вообще не открывала его в этот уик-энд, не спровоцировала бы этой лавины, и все продолжали бы жить нормальной жизнью…

— Ты прав, — с мрачной откровенностью пробормотала она. — Стокгольмский синдром.

— Что?

Хлоя сказала эти слова вслух. Было слишком поздно от них отказываться, так что она попыталась выкрутиться.

— Стокгольмский синдром, — повторила она погромче. — Зафиксированное в психологии состояние, когда заложник начинает…

— Я знаю, что это такое.

Вид у него был одновременно и встревоженный, и изумленный. Он остановил ее прежде, чем Хлоя произнесла роковые слова, и она почувствовала нечто вроде благодарности. За то, что не опозорила себя окончательно. — А ты, значит, страдаешь именно этой хворью?

— Ничего удивительного. — Она уже лучше владела голосом и собой. — Ты бессчетное число раз спасал мою жизнь, мы вместе бежали от смерти, а еще до того, как начался этот кошмар, между нами возникло определенное физическое притяжение. — Она вспомнила, как он отстранение держался после, и почувствовала, что жар бросился ей в лицо. — По крайней мере, ты смог убедить меня в этом, когда тебе было нужно, — поправилась она. — Так что вполне естественно, что я сейчас чувствую нечто вроде… зависимости. Это пройдет, как только я окажусь в безопасности и далеко отсюда.

— Зависимости?

Хлоя никак не могла выйти из положения, сохранив достоинство, так что попросту закрыла рот. Бастьен явно пытался ее смутить, но тут она решила, что может ответить тем же. Ее взгляд бесстрашно встретился с его взглядом, и ей очень захотелось, чтобы ее щеки перестали так пылать. К несчастью, вместо этого она опустила глаза.

— Ты мой рыцарь в сияющих доспехах! — Она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно легкомысленней. — Мой герой, мой спаситель, по крайней мере временно. Я с этим справлюсь.

Веселое удивление пропало из его взгляда.

— Нет. Я не герой, не спаситель, не рыцарь. Я убийца, который занимается своим делом, ничего больше. Тебе нужно об этом помнить. Ты для меня — всего лишь лишнее беспокойство.

— Тогда почему я здесь?

— Потому что я не могу от тебя избавиться.

Происходило что-то странное, что-то, чего она не могла толком понять, но что делало ее сильнее, и его холодные, пустые слова не так больно ее ранили.

— Конечно же можешь, — деловито проговорила она. — Ты можешь свернуть мне шею, перерезать горло, пристрелить меня. Ты не кажешься мне человеком, для которого жизнь или смерть имели бы особую ценность. Но если бы ты просто хотел избавиться от меня, почему тогда продолжаешь меня спасать?

— Потому что я отчаянно влюблен в тебя и ничего не могу с этим поделать. Я пленен твоим очарованием, твоей красотой и не смог бы вынести разлуки…

— Заткнись, — прервала она его издевательскую исповедь. — Я не говорила, будто что-то для тебя значу. Я прекрасно понимаю, что какое-либо… чувство между нами возможно лишь с моей стороны, и только в результате нервно-травматической истерии, и ничего больше. Я просто говорю, что ты не такое чудовище, каким себя считаешь.

— Я?! — Она стояла слишком близко к нему. Он просто протянул руку и сомкнул свои длинные изящные пальцы вокруг ее беззащитной шеи. И легким усилием притянул ее ближе к себе. Кончики его пальцев лежали у нее под челюстью, большой палец нежно поглаживал мягкую кожу ее горла. — А может, я получаю удовольствие от боли и ужаса. Может, я завел тебя так далеко только для того, чтобы прикончить в тот самый момент, когда ты начнешь мне верить!

Хлоя проглотила комок, застрявший в горле, прикосновение его рук лишало ее мужества, и вся сила уходила на то, чтобы удержаться и не припасть к нему.

— А может быть, ты все врешь, — сказала она. — Может, меня не хочешь, но и не хочешь убивать.

Он криво усмехнулся:

— Вот тут ты ошибаешься.

Его пальцы всего лишь на мгновение сильнее сдавили ее горло, и у нее закружилась голова, она потеряла ориентацию в пространстве и вдруг поняла, что он прижал ее спиной к обитой узорчатой тканью стене гостиной, а его худощавое сильное тело навалилось на нее, его пальцы нежно обхватили ее лицо, и глаза его смотрят прямо в ее глаза в надвигающихся сумерках. «Ошибаюсь в чем? — подумала Хлоя отрешенно. — В том, что он не хочет меня убивать, или в том, что не хочет меня?..»

Сейчас он был почти готов ей признаться.

— Если бы это было в другое время, в другом месте, я бы затащил тебя в постель, и мы бы занимались любовью дни и ночи напролет, — произнес его медленный, глубокий, напряженный голос. — Мои губы не оставили бы на твоем теле ни одного нетронутого местечка, и ты бы у меня кончала раз за разом, пока не лишилась бы последних сил, а потом я дал бы тебе заснуть в моих объятиях, дождался, когда ты отдохнешь, а потом начал все сначала. Я бы целовал твои раны, я бы пил твои слезы, я бы любил тебя такими способами, которые еще никто даже не изобрел. Я бы занимался с тобой любовью в цветущих полях и под звездными небесами, где нет ни печали, ни воздыхания, ни смерти. Я бы показал тебе то, о чем ты даже и не мечтала, и никого в мире не было бы, только ты и я меж твоих ног, в твоих губах, везде.