Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Много диссертаций связано с историей казачества. Одна из них привлекла наше внимание своей какой-то неизбывной актуальностью, поскольку посвящена институционализации казачества в современных условиях. Новоиспеченный доктор наук тогда рекомендовал «переориентировать Концепцию государственной политики по отношению к казачеству» на современную модель социально-политического института казачества, сочетающую «как исторические традиции и актуальные запросы казачьих обществ, так и реальные потребности, возможности российского общества в таком институте».[355]

Вообще вокруг закона о казачестве было сломано немало копий. Но тот факт, что казачество в свое время было привилегированным сословием, никого не смущал и не смущает до сих пор. А как же быть с демократией? Ведь в демократическом обществе не может быть привилегий, не может быть особых прав, которыми в той или иной степени обладает любое привилегированное сословие, например, право на ношение военного мундира с «регалиями», или право на занятие предпринимательством, на занятие руководящей должности, на владение землей и т. д. «Федеральный Закон о казачестве» предусматривает, что «члены казачьих общин и объединений несут государственную казачью службу, как правило, через казачьи общества». Но у нас все граждане могут нести государственную службу, и не через общества, а напрямую. Зачем же наводить тень на плетень, да еще за счет налогоплательщиков – просто чтобы замирить неспокойные окраины?

При этом большое и по-настоящему научное исследование сословного строя, в том числе казачества, провел в свое время В. О. Ключевский. Происхождение сословий на Руси он объяснял исключительно военными причинами. «Это был рассеянный по всей территории государства вооруженный лагерь с генеральным штабом в Москве, который руководил его оборонительной борьбой… Это было интендантство под руководством высшего московского купечества. Вся масса тяглого населения служила обширным источником, из которого эти высшие интендантские руководители извлекали материальные средства, необходимые для содержания вооруженного лагеря с его генеральным московским штабом».[356]

Другими словами, это была социальная мобилизация общества в интересах рациональной подготовки и ведения войны. Изначально сословия возникли как форма социальной мобилизации, составленной из двух частей – военной и экономической. Каждая социальная группа исполняла предписанные только ей обязанности, получая для исполнения этих обязанностей необходимые права: помещики – право условно, за службу (только за службу!) владеть землей с работающими на ней крестьянами, крестьяне – социальную защиту и государственные гарантии от разорения со стороны помещиков.

В сословные обязанности входило: у дворян – нести военную службу, воевать и управлять, т. е. «вершить суд и расправу», а у крестьян – производить продукты, товары и «услуги», необходимые для обеспечения военной службы дворян, платить государственные подати. Ну и, конечно, тоже воевать, поставлять «пушечное мясо» в необходимом количестве – об этом почему-то у нас сегодня никто не говорит, как будто воевали только дворяне. Таким образом достигалось равновесие интересов и социальное согласие двух разнозаряженных социальных потенциалов, объединенных одной задачей – войной.

А как говорил Питирим Сорокин, волею судеб мы принуждены были воевать постоянно, по нашим расчетам, 384 года из 611 лет. При такой социальной нагрузке, когда война происходит в среднем каждые полтора года, мобилизация общества становилась неизбежным, хроническим и постоянно возрастающим социальным фактом. В этих условиях нужны были специфические, пригодные только для данной территории, для данного общества формы военной и экономической мобилизации.

Военная мобилизация, как мы установили выше, возможна только на основе права, верховного права, такого права, которое безоговорочно принимается всеми слоями общества. Но как быть с экономической мобилизацией? Если в XIII веке не обязательно было мобилизовывать монголов экономически, потому что они были мобилизованы самим кочевым образом жизни, то в Московском царстве XV–XVI веков с его оседлым и земледельческим населением без особой экономической мобилизации, основанной на принуждении, а значит, на праве, как в случае с военной мобилизацией, было не обойтись.

Московский царь обладал таким правом, хотя бы потому, что был «помазанником божьим». То есть и «его устами говорило Небо». И он тоже возглавлял «вооруженный лагерь». Почти такой же, как и Орда, которая, помните, переводится на русский язык как «военный лагерь» – несомненно, это одно и то же, правда? Постепенно, хозяйственные состояния и занятия, отмечал В. О. Ключевский, «из экономических средств исправного отбывания государственных повинностей превратились в исключительные юридические преимущества отдельных классов, направленные к удержанию лиц в кругу их наследственных обязанностей. Иначе говоря – превратились в сословные права».[357]

Получается, что сословные права на самом деле в своей основе были военными обязанностями и служили инструментом удержания лиц «в кругу их наследственных обязанностей». Тогда права в военном обществе – это инструмент реализации обязанностей. Они как бы опирались на фундамент сословных обязанностей. Отменив обязанности и предоставив права (свободу) лишь высшим сословиям, т. е. оторвав надстройку от фундамента, великая сословная контрреволюция 1785–1861 годов коренным образом изменила характер социальных отношений в государстве, развернув вектор их развития в обратную, например, от буржуазной Франции сторону.

И именно поэтому мы назвали ее сословной контрреволюцией – ведь с этого момента Россия перестала быть даже военным лагерем, не стала она и демократическим обществом. Маленький шаг между исполнением сословных обязанностей и их отменой привел в исторической перспективе к колоссальным социальным потрясениям: к уничтожению в обществе социальной справедливости, росту многочисленных и иерархически детерминированных антагонизмов, к всеобщей и беспощадной классовой борьбе.

Причем тут классовая борьба? – спросит карьерный историк, философ или политолог. И будет прав, потому что сословия – это действительно не политические или только социальные классы, ведь их права и обязанности определяются «наследственным неравенством»,[358]что принципиально отличает их от классов. В свое время В. И. Ленин дал им такое определение: это «… большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают».[359]