Дурные дороги - Эли Фрей

– Ты привыкла, что он всегда возле тебя. А что, если однажды он исчезнет, ребенок? Что тогда? Я скажу тебе что. Ты пожалеешь, что не ценила его.

– Куда он денется? ― фыркнула я. ― Он всегда будет рядом. Никуда не сбежит.

Я пыталась говорить беззаботно, но все же голос дрогнул. Юрец покачал головой.

– Знаешь, жить можно двумя путями. Выберешь первый ― и твоя жизнь станет тлеющей лучиной, будет гореть медленно, но тускло. Выберешь второй ― и жизнь будет похожа на бенгальский огонь: ярко вспыхнет и так же быстро угаснет. Вы присоединились к нам, значит, выбрали второй путь. Я хочу, чтобы ты это поняла. Вам нужно любить друг друга так, будто завтра никогда не наступит. Для нас семерых оно действительно может и не наступить.

Юрец говорил тоном проповедника ― остраненно, терпеливо. Это злило: я считала, что уж он-то должен меня понимать. Циник, для которого существуют только музыка и алкоголь, ― и вдруг говорит мне, что я должна уважать чужие чувства? Но за злостью пряталось и понимание. Я просто на мгновение представила, что будет, если Тошка и правда исчезнет из моей жизни, и… действительно испугалась.

Юрец ушел, оставив меня в глубоких раздумьях. Я попыталась представить себя на месте Тошки. Как бы я отреагировала, если бы он наговорил мне такого? Если бы… Если бы я что-то чувствовала к нему, как он ко мне, слова показались бы мне обидными. Не просто обидными. Эти слова ранят. Предают. Разве я могла бы предать друга? Нет. Но выходит, я уже это сделала.

Мысли не отпускали. А вскоре вечеринка закончилась, и все разбрелись спать кто куда.

* * *

Утром я проснулась на большой кровати; рядом ― еще штук пять тел. Я спустила ногу и наступила на чью-то задницу.

Наконец я выбралась к лестнице и, поднявшись на палубу, с удовольствием вдохнула холодный морской ветер. Вокруг царил хаос: перевернутый стол, пепел от фаеров, пустые бутылки, пятна от напитков и размазанной по полу еды. Я нашла среди остатков былой роскоши пакет грейпфрутового сока, налила в относительно чистый стакан и пошла к носу. Сок и свежий воздух быстро привели меня в чувство.

Яхта стояла в море, впереди виднелся берег. Я заглянула в рубку к капитану.

– Доброе утро, ранняя пташка.

– Доброе утро. Где мы?

– Недалеко от турецких берегов, ― сказал он и кивнул на очертания земли вдалеке.

– Ого! Мы почти добрались до Турции?

– Да. Только, конечно, высаживаться мы не будем. Там граница, потребуют документы. Думаю, многим из вас это не надо.

Я кивнула.

– Но вот у берегов мы вполне можем поплавать, посмотреть окрестности издалека.

На палубу поднялись заспанные Ника и Аня и еще несколько человек. Мы с девочками спустились на кухню, достали продукты, сварили кофе и сделали бутерброды. Подставляя лицо мягкому утреннему солнцу, мы с удовольствием позавтракали, потом провели экспресс-уборку и ликвидировали следы вчерашнего разгула.

Почти все проснулись. Всюду разносился запах кофе, а кто-то начал день с пива и вина. Наша компания расселась на палубе, все по очереди смотрели в бинокль на берега Турции. Никто из нас, кроме Игоря, не был в других странах, и увидеть заграницу хотя бы издалека было жутко интересно. Правда, ничего необычного там не было: так, порт, обрывы, покосившиеся рыбацкие домики. Вот только растения были интересные, берега пестрели множеством цветов. Названий я не знала, но гости, побывавшие в Турции, мне подсказали.

Скалистые побережья и дома покрывали лиловые шапки вьющихся бугенвиллей. Всюду росли невысокие деревья, круглые кроны которых были усеяны крупными цветами гибискуса ― желтыми, красными, розовыми, синими. Еще я заприметила бананы и сделала удивительное открытие: они на самом деле растут не на пальмах, как я рисовала в детстве. Банановые деревья оказались совсем не деревьями, а кустарниками с гигантскими листьями-опахалами и висящими, как длинные сережки, соцветиями с плодами.

Я села к Тошке на диван со стаканом сока. Друг жевал бутерброд. Какое-то время мы молчали. Я ждала ― выскажет ли он что-нибудь? Наконец, не вытерпев, я сама завела разговор:

– Не хочешь поговорить?

– О чем?

– О вчерашнем.

– Пгикольная туса получилась, ― беззаботно ответил друг.

– Я о нас.

– В смысле? ― Тошка нахмурился.

Он что, издевается?

– То, что я наговорила тебе разной фигни.

Он посмотрел на меня с притворным удивлением ― настоящий актер!

– Какой фигни? Не помню. Мы особо и не болтали, так, чтобы долго.

– Да блин, когда был фейерверк.

Тошка хмыкнул.

– Сова, совсем ку-ку? Ты отгубилась пегед фейегвегком, тебя на диване уложили.

Я растерянно посмотрела на друга.

– Прикалываешься? Я все подряд сносила, и ты увел меня на нос, а там…

– Ну, Сова, ты даешь. Напилась до белочки! Не было ничего такого. Ты пгодгыхла на диване все на свете.

– Блин, Юрец может подтвердить…

– Не знаю, Сова, подтвегждать-то нечего. Допилась до белочки и словила глюки. Пойду еще бутербгодик намучу. Тебе сделать?

Я растерянно кивнула. Друг ушел за едой.

Тотошка говорил так уверенно, что я на какое-то время даже поверила ему и засомневалась. Вдруг правда мне все привиделось? Но нет. Это Тошка решил скрыть правду. Не хотел возвращаться к тому разговору.

Все остальное время Тошка вел себя как обычно. Делал вид, что между нами ничего не произошло, хотя мне хотелось, чтобы он проявил твердость. Показал, что обижен или рассержен. Не разговаривал бы со мной или, наоборот, ругался. Но ничего такого он не сделал. Я чувствовала вину за все, что наговорила. И что на меня нашло? Это все алкоголь, он может вывернуть сознание наизнанку, исказить и мысли, и чувства. Трезвая я бы не сказала другу ничего подобного. Но я тоже стала делать вид, что ничего не произошло.

Домой мы вернулись под вечер, захватив с собой еду и пару чужих телефонов.

Спустя неделю от выручки за «телефонный улов» опять остались жалкие монетки, и за это время не было ни одного крупного дела. Нам еле-еле хватало на бензин и дешевые продукты. Мы клянчили на рынке овощи и фрукты, потерявшие товарный вид, и вчерашнюю еду у поваров в столовых.

В мясной лавке нам отдали лежалую свинину с душком. Мы сделали шашлыки, Юрец снял их с шампуров в котелок и принес к столу, бодро выкрикивая:

– Сальмонелла, Стафилококк! Кому? Хватай, пока горяченькое! Разбирай, налетай! Яйца гельминтов, листерии, ленточные черви… Все свеженькое, с пылу с жару!

Юрец накаркал: все, кроме Ани, которая ела жареные кабачки и кукурузу и не притрагивалась к мясу, дружно отравились.