Моё тело — тюрьма - Кицунэ Миято

рукой, ушла со сцены. Зрители громко аплодировали, провожая её даже, как ей показалось, свистом. Но в ушах бухало сердце, так что она не была в этом полностью уверенна.

— Молодец, отлично выступила! — похлопала Киру по взмокшей спине Татьяна Михайловна. — Беги, готовься к спортивному конкурсу.

В раздевалке творилась суета, народ переодевался, пахло лаком, духами и нервозностью. Кира нашла свою сумку и достала короткие спортивные чёрные шортики с тонкой белой полоской-лампасом, которые были куплены в пятницу. Их сказали надевать на колготки. Кира только порадовалась, что топика у неё было два. Белый, в котором она выступала, весь промок. Переодевшись, она быстро прихватила волосы, соорудив по бокам два коротких хвостика, оставив часть волос распущенными. Одна за другой возвращались девчонки. После танцевального конкурса должна быть одна песня и сразу общее выступление. Лену, которая выступала под девятым номером, переодевали всем скопом, чтобы успеть, буквально вытряхнув из фиолетового платья с блёстками.

Через минуту они, весело подпрыгивая под ритмичную музыку, уже выскочили на сцену для «спортивного дефиле», так же меняясь и выполняя разные упражнения, как на аэробике. Выход был минуты на две, но тоже требовал широких улыбок и красивостей.

Следующий конкурс был театрально-драматическим, поэтому они сбежали в раздевалку, пока зрителей развлекали певцы.

В пятницу Кира с мамой купили на рынке белые следки, и, надев ночную сорочку и пеньюар, она «обула» на ноги по две пары следков. Получились вроде как и тапочки и вроде как и нет.

Когда она думала над образом Дездемоны, то получалась несчастная забитая мужем-мавром женщина. Но это совершенно ей не подходило, к тому же Кира считала, что уж если душить, то должно быть за что-то, а не просто так, из-за мнительности и неуверенности супруга. Они порепетировали с мамой и составили что-то вроде психологического портрет персонажа. Так получилось понять, чего Кира хочет добиться от роли и как сможет «переиграть» Гавриила на его поле.

В итоге её Дездемона «получилась» ехидной и саркастичной стервой, которую удалось играть чистой интонацией, проговаривая тот же текст, что и у Шекспира.

— Помни, что говорить надо громко и встать поближе к центральному микрофону, но так, чтобы он тебя не закрывал, — напомнила Светлана Анатольевна, которая тоже стояла за сценой.

Кира кивнула. В зале была неплохая акустика, но декламировать на весь зал всё равно было сложновато. Так что микрофон, поставленный на стойку поближе к участникам, хотя и помогал усилить звуки, но всё требовалось говорить чётко и громко, чтобы было хорошо слышно.

Дождавшись, пока стихнут аплодисменты второй участнице, Кира, позёвывая, вышла на сцену. И начала смотреться в зеркальце, которое держала в руках, поправляя причёску. Гавриил, как того требовала сцена, начал медленно к ней приближаться. Первая реплика была её.

— Кто здесь? — с явной надеждой спросила Кира и, «заметив» своего «мужа», разочарованно протянула: — Отелло? Ты…

— Я, Дездемона, — прочитал с листа Гавриил, несколько удивлённо глядя на неё.

— Что ж не идёшь ложиться ты, мой друг? — с издёвкой спросила Кира и показала рукой жест «кыш», словно Отелло должен был спать где-то в другом месте.

— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

— Да, — Кира ухмыльнулась, смерила Гавриила взглядом с ног до головы и ядовито добавила: — Милый мой.

«Отелло» прочитал несколько реплик, которые призывали её побыстрее помолиться на ночь.

— Я подожду немного. Не хочу тебя губить, покуда к смерти духом не приготовилась ты. Боже упаси!

— Ты говоришь о смерти? Мне?! — Кира хохотнула, словно уже подлила яду своему мужу, а он тут заливает ей о её кончине.

— О смерти… — нахмурившись, грозно прочитал Гавриил.

— О Господи, спаси меня! — закатив глаза, сказала Кира с пренебрежительной интонацией «ну-ну, говори, говори».

— Аминь от всей души! — продолжая трагедию, произнёс свою реплику парень.

— «Аминь» ты произносишь? Ты передумал убивать жену? — со смешком спросила Кира, намекая, что Отелло «слабо».

Отелло, согласно тексту, похмыкал, а она продекламировала:

— И всё-таки ты страшен мне, Отелло, — Кира отвернулась от него и снова стала смотреться в зеркало. — Ты гибелен, когда твои глаза… — она повернулась и, показав пальцем в разные стороны и понизив голос, «замогильно» прошептала: — …так бегают, — снова отвернулась, глядя в зеркальце. — Мне нечего бояться: Я за собой совсем вины не знаю… — она усмехнулась и, издеваясь, томно добавила: — И всё ж боюсь тебя я, так боюсь!

Опешивший Гавриил поднял палец вверх:

— Подумай о грехах своих. Скорее.

— Мои грехи — любовь моя… к тебе! — скептически заметила Кира и смерила «мужа» взглядом сверху вниз.

— Вот за неё ты и умрёшь сегодня… — сказал Гавриил.

Вся сцена продолжилась в этом же духе. «Непробиваемая» и язвительно-саркастичная Дездемона, которая явно изменяла мужу и ни во что его не ставила, и глупый мавр-рогоносец. В конце «трагедии», когда ей сказали о платке, как о доказательстве измены, Кира закатила глаза и с пафосом, передразнивая «Отелло», произнесла:

— О горе! Он обманут клеветою! — она даже покрутила пальцем у виска, обращаясь к зрителям, в рядах послышались смешки, а потом смахнула несуществующие слёзы. — Погибла я!

— Ага, прелюбодейка! При мне о нём ты нагло смеешь плакать, — прочитал Гавриил реплику Отелло, чем вызвал ещё большее веселье.

— Не убивай, а прогони меня! — торгуясь, попросила Кира.

— Смерть, смерть блуднице! — Гавриил подошёл к ней ближе и скорчил страшное лицо, словно уже сам желал её придушить.

— Нет, убей хоть завтра! — протянула Кира, надув губки. — А эту ночь дай до утра прожить!

— Не дам! — взревел Гавриил.

— Хоть полчаса! — не сдавалась Кира, делая умилительно-просящую мордочку.

— К чему отсрочка? — подозрительно спросил её «муж».

— Прочесть молитву! — игриво, словно подразумевая, что дело будет вовсе не в молитве, хлопая ресничками и поводя плечиком, сообщила Кира.

— Поздно. Слишком поздно… — Гавриил подошёл к ней вплотную и сдавил горло, она упала на колени, «умирая» с улыбкой, словно не верила в то, что муж и правда посмел её убить.

Тишина в зале стала словно вязкой. А потом Гавриил подал руку и помог Кире подняться. Шквал аплодисментов взорвал зал.

— Браво! Браво! — кричали откуда-то с первых рядов. Послышался свист, аплодисменты не стихали и перешли в овации. Гавриил крепко держал её за руку, не давая сбежать за сцену и заставив несколько раз поклониться. Когда Киру отпустили зрители, и она ушла за кулисы, то чувствовала, что щёки просто горят.

— Молодец! Потрясающе! Кира, это было супер! — она шла как в тумане, даже не понимая, кто это ей говорит.

— Иди, готовься к выходу на последнее дефиле в вечерних платьях…

— Ага, — вяло улыбнулась