Байки из роддома - Андрей Шляхов

— Скорый в заступление и крепкий в помощь, предстани благодатию силы Твоея ныне, и благословив укрепи, и в совершение намерения благаго дела рабов Твоих произведи… — Через каждые три-четыре слова операционная сестра осеняла себя крестным знамением.

— Вера, повтори адреналин! — велел он на двух сотом нажатии.

Наркозно-дыхательный аппарат исправно раздувал легкие. Данилов нажимал на грудину, операционная сестра безостановочно читала молитвы, а все остальные молча ждали, чем закончится реанимация.

Тридцать минут, более двух с половиной тысяч нажатий, ровная линия на мониторе…

— Вас сменить? — дважды или трижды предлагал Гвоздев.

— Вам нельзя размываться! — уверенно отвечал Данилов.

Прекратив пособие, он, не глядя ни на кого, отошел от стола, постоял так несколько секунд и вышел из операционной, бросив на ходу:

— Жду историю.

— Что за жизнь! — Гвоздев не снимал, а просто срывал с рук перчатки. — Чего бы ей не согласиться на кесарево?! Были бы оба живы, и она, и ребенок!

— Этого никто не знает, — вмешалась операционная сестра, помогая ему снять хирургический халат. — Не корите себя, Юрий Павлович.

— Ой, а я ведь так мужу и не позвонила! — всплеснула руками Рубанова.

— Я ему звонил, Марина Витальевна, — обернулся к ней Гвоздев, — и что толку? Он сказал — как жена решит, так и будет.

— И что? — спросила операционная сестра.

— И ничего! Дал отбой. Ладно, что мы тут столпились?.. Пойдемте отписываться.

Гвоздев вышел первым. За ним потянулись остальные. Рубанова подошла к умершей и рукой закрыла ей глаза.

— Бедная несчастная дурочка!

Став акушером-гинекологом, Марина Рубанова никак не могла решиться родить: слишком многого навидалась она на работе. Разумеется, не следует все примерять на себя, но тем не менее… Муж-журналист поначалу относился к причуде Марины с пониманием, но в последнее время начал терять терпение. Марина его понимала — годы проходят, а ничего не меняется. Она уже почти решилась удалить спираль на следующей неделе, как вот… Дурной знак.

Громко стуча ногами (и почему у младшего медицинского персонала такая тяжелая поступь?), в операционную вошла толстая приземистая санитарка по прозвищу «Нюра-колобок».

— Поможете? — пробурчала она, не глядя на врача.

— Я сейчас пришлю кого-нибудь! — Рубанова бросилась к выходу, сдерживая слезы.

— Доктора-а-а! — презрительно скривилась Нюра. — Верно говорят — ученые работать не любят.

Придвинув каталку вплотную к операционному столу, она застопорила ее нажатием ноги на тормоз, а затем взялась руками за тонкие лодыжки умершей и перетянула нижнюю часть тела на каталку. Рывок за правую руку — и вот уже тело лежит на каталке.

— Ручки на каталку положить надо. Нельзя враскорячку, — строго сказала санитарка, укладывая руки умершей вдоль тела.

Подходящей чистой простыни под рукой не нашлось, поэтому Нюре пришлось сходить за простыней в предродовую. Вернувшись в операционную, она столкнулась в дверях с операционной сестрой.

— Где вас всех носит? Все сама — и переложи, и за простынями бегай…

Вдвоем женщины отвезли каталку с телом в кабинет, на двери которого висела табличка «Материальная». Дальше все как обычно — на запястье обмытого тела крепится бирка из подкладной клеенки, на которой пишутся фамилия, имя, отчество, возраст умершей и дата ее смерти. Маркированный труп с полагающейся сопроводительной документацией направляется на патологоанатомическое вскрытие.

Смерть в родильном доме, к счастью, явление довольно редкое, поэтому патологоанатомические отделения при роддомах не предусмотрены. Трупы направляют на вскрытие в медицинское учреждение, к патологоанатомическому отделению которого «прикреплен» роддом.

Через стенку от «материальной», в манипуляционном кабинете два ординатора первого года предавались пороку — втихаря курили в открытое окно. Конспирация поддерживалась на должном уровне — курильщики стояли так, чтобы их нельзя было увидеть из других окон.

— К отцу недавно прицепился кто-то из прооперированных, юрист по образованию, — рассказывал один. — «Неправильно получается, — говорит, — вот вы, доктор, мне желчный пузырь удалили, а никакой гарантии на вашу работу не существует».

— Продвинутый, — оценил второй, безуспешно пытаясь выпустить дым кольцами. — А отец чего?

— «А вам в роддоме гарантийный талон выдавали? — спросил. — С датой и круглой печатью? Нет? Тогда какие ко мне могут быть вопросы?»

— Здорово отбрил!

— Наповал.

Ординаторы заржали так громко, что на шум прибежала одна из акушерок…

Данилов недолго хандрил. Дежурство оказалось хлопотным — кое-какие проблемы с пациентками в реанимации, обезболивание родов, две срочные консультации в отделениях, последняя из которых вылилась в экстренное кесарево сечение.

— Похоже на эпилепсию, — поморщилась Мжаванадзе, дежурный врач из отделения патологии беременности.

— Согласен, — кивнул Данилов, глядя, как по простыне расползается желто-коричневое пятно.

— Сначала у нее лицо задергалось, потом одна рука, потом другая рука…

Соседка по палате явно была напугана произошедшим. И то сказать — сидели две беременные женщины друг напротив друга, беседовали о том, кому когда придет срок рожать, или еще о чем-нибудь, как вдруг одна из собеседниц захрипела, сползла на кровати и затряслась.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — мягко сказал Данилов. — Все уже позади.

Он посмотрел на Мжаванадзе, ожидая ее решения. Судорожный припадок удалось купировать быстро. Оставалось решить, что дальше делать с пациенткой.

— Ясно что — кесарево сечение. Эпилепсия — прямое показание к этой операции. Вопрос — когда? Оперировать прямо сейчас, по дежурству или отложить решение вопроса до утра?

Экстренное кесарево сечение, проведенное сразу же после припадка, без стабилизации состояния беременной, подвергает и мать и ребенка существенному риску развития осложнений. С другой стороны, если это эпилепсия с редкими припадками, то можно и не торопиться. С третьей стороны, если припадки начнут повторяться, то…

— Я понаблюдаю за ней, — сказала Мжаванадзе. — Спасибо, Владимир Александрович. Полвторого ночи. Можно и подождать до утра.

— Хорошо, Нино Автандиловна.

Данилов и сам не любил ненужной спешки. Поспешишь — людей насмешишь…

Во время утренней конференции он получил за все разом — и за умершую до начала операции, и за ту, что устроила судорожный припадок.

— Хорошая работа — это не упражнения по непрямому массажу сердца, — вещал главный врач. — Хорошая работа — это недопущение подобных состояний! Я все понимаю — атоническое кровотечение есть атоническое кровотечение, но к моменту перевода из родзала в операционную кровотечение уже было остановлено, не так ли? И если судить по записям в истории болезни, то…