Суд волков - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
– Значит, вы упрекаете меня в том, что я верна Жаку?
– Жанна, по неизвестной мне причине вы верны не Жаку, а своему горю.
Она внезапно повернулась к нему.
– Что же я должна делать, по-вашему? – тревожно спросила она.
– Я хочу, чтобы вы воспринимали меня как мужчину, а не как чистый дух. Разве я не брат Жака?
Она пробормотала:
– Так вы… вы что-то чувствуете ко мне? Он усмехнулся:
– Разве философия сделала меня бестелесным?
– Но… Жозеф… я не подозревала… Мы уже десять лет живем под одной крышей… И вы, по общему мнению, даже с блудницами дела не имели…
– Господь да сохранит меня от блудниц! Они скорее отвратили бы меня от наслаждения. Что до моей природы, хотите подвергнуть меня испытанию? – спросил он.
Она была ошеломлена.
– Жозеф…
– Позвольте мне только спать вместе с вами. Таким образом вы познакомитесь со мной. По-другому.
Предложение застало Жанну врасплох. Столько времени уже прошло после отъезда Жака! Она перестала ощущать себя женщиной.
Она попыталась обдумать это. И не смогла. Да еще эта таинственная маска с устремленным на нее пристальным взглядом…
– Хорошо, – сказала она наконец.
Ошеломляющие открытия следовали одно за другим, совершенно опустошив Жанну.
Половину обнаженного тела Жозефа освещал голубой свет луны, другую половину – золотистое пламя свечей. Казалось, он принадлежит двум мирам.
Жозеф был копией Жака, каким тот был, когда они встретились.
Он предложил только спать вместе. Но сон, увидев их обоих в постели, сбежал, словно вор.
Жанна едва не вскрикнула, когда рука Жозефа легла ей на грудь. Но губы Жозефа, прильнувшие к ее губам, принудили ее к молчанию. Реальность его тела казалась ей настолько непостижимой, что она спросила себя, не притворялся ли Жозеф все это время и по какой причине. Впрочем, это была ее последняя мысль, ибо разум оставил тело, полностью отдавшееся ощущениям. Волны огненного моря перекатывались в лунном свете. Мир пришел в движение. Она больше не была одна. Ее руки, ноги и губы нашли свое отражение.
У Жозефа были такие же шелковистые волосы, как у Жака.
При первых проблесках зари, а затем в солнечном свете последующих дней ему пришлось давать ей бесконечные объяснения. Неужели все эти годы он не испытывал потребности в любви?
– Разве ты не задавалась подобным вопросом относительно Анжелы? – ответил он.
– Конечно. Я думала, что она закончит жизнь старой девой или монашкой.
– Монашкой! – удивленно повторил он. – Разве ты не знаешь, что Жак после смерти своей первой жены долгие годы оставался один?
– Жак был моим первым возлюбленным, – сказала она, вспомнив внезапно о его необычной манере заниматься с ней любовью.
Новые вопросы смущали ее покой. Она не смела задать их ему и порой даже самой себе. Он так и не объяснил причины своего долгого воздержания. Разговор состоялся в саду, в беседке, увитой виноградными лозами. Жужжали пчелы, собиравшие мед.
– Значит, я первая женщина в твоей жизни?
– Да.
Ему было двадцать девять лет. Возможно ли такое? Она настолько удивилась, что он заметил это и улыбнулся.
– Нас воспитывали необычным для этой страны образом, впрочем, то же самое можно сказать и о других странах. Мы все должны жениться или выходить замуж в силу предписаний нашей религии. Мой отец был чрезвычайно строг в этом вопросе. Но до вступления в брак нам надлежало хранить целомудрие, что мы с Анжелой и делали. Моей сестре предложили на выбор двух женихов, оба были ей противны. Мне предложили три партии, ни одна не вызвала у меня восторга. Нам объяснили, что брак подчиняется разуму, а не безумству страстей. Анжела просила время подумать, я ссылался на занятия. Потом ты вошла в жизнь Жака.
– Не понимаю.
– Ты убедила Жака обратиться в католичество. Он был любимым сыном нашего отца. Горе Исидора оказалось настолько сильным, что он умер. Нас же ты, сама того не зная, избавила от брака по обязанности.
– И что же?
Она пристально всматривалась в это тонкое лицо, белые изящные руки, безупречные жесты.
– Наши первые чувства, у меня и у моей сестры, были двойственными. К глубокому горю, ибо мы любили отца, примешивалось облегчение. Мы освободились! Нам уже не нужно было отдавать свое тело ради обязанности, существующей несколько тысячелетий, – обязанности приумножать наш народ. Мы больше не принадлежали к этому народу. Так что тебе не понять нашей страстной любви к свободе.
– Ты говоришь, как девственница: отдавать свое тело. Такие слова больше подходят женщине.
– Нет. Если я соглашаюсь на брак с женщиной, которую не люблю, я приношу свое тело в жертву. Отдаю его во имя долга. Не распоряжаясь собой, я был подобен рабу. То же самое чувствовала и Анжела.
Она задумалась. Эти представления разительно отличались от ее собственных! И все же она начинала понимать Жозефа.
– Но потом Анжела увидела мужчин, ты увидел женщин… Разве не ощутили вы оба желание?
– Мы сначала ощутили опасение. Та ли это женщина? Тот ли это мужчина? Мы тогда слишком сильно ценили свободу и власть над своим телом, чтобы уступить первому же соблазну. Нет, мы не отдались бы задешево.
Жанна была изумлена. Она недоверчиво рассмеялась.
– Но восемь лет у Анжелы! Десять лет у тебя! Ты отдаешь себе в этом отчет? Даже наши священники не живут так, как вы!
Он пожал плечами.
– Что мне до священников! У нас с Анжелой было чувство, что самым ценным даром нашим избранникам будет девственное тело, и это высшее сокровище достанется лишь тому, кого мы сочтем достойным и кто сумеет его оценить. Мы не желали опускаться до случайного соития.
Этот аристократический язык постоянно приводил Жанну в смущение. У нее защемило сердце при воспоминании о Матье, который повесился, когда узнал, что она не девственница: он думал, что она по доброй воле отдалась другому. На свой манер он тоже был аристократом.
Легкий ветерок встряхнул глицинии и ломоносы, которые боролись за господство в беседке.
– А Феррандо? Каким образом Анжела поняла, что любит его?
– Она и не поняла. Ее взволновал голос и взгляд. Когда в первый же вечер он пришел и запел, она убедилась, что он не забыл ее. Вспомни, он ведь ухаживал за ней месяца три, прежде чем она уступила.
– В особняке Дюмонслен.
– Она тебе рассказала? Вот доказательство ее невинности.
Жанна вспомнила слова Анжелы о теле Феррандо, и мелькнувшее было у нее подозрение тогда растаяло: значит, Анжела не видела тела Жозефа. Изяществом он не уступал Жаку. В этой странной семье необыкновенный ум сочетался с телом, которого не постыдился бы архангел.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!