Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста - Веддиг Фрикке

Каиафа, и Иисус были христианами, а не евреями, и уже знали о воскресении. В диалоге между евреем Каиафой и евреем Иисусом вопрос никогда бы не зашел о Сыне Божьем как об особой личности. Это показалось бы немыслимым как председательствующему судье, так и подсудимому.

Также не могли думать по-другому ни еврей Павел, ни синоптические авторы. Титул «Сына Божьего», как проповедовал об этом Павел, не относится к земному Иисусу. Впервые он появляется как таковой в контексте воскресения: «…и открылся Сыном Божиим в силе… через воскресение из мертвых…» (Римл. 1, 4).[465] Другими словами, приписываемый Каиафе вопрос никак не мог касаться божественной личности, а утвердительный ответ Иисуса не мог являться богохульством.

На этом фоне можно увидеть, что столь решительный вопрос Каиафы мог относиться только к мессианским притязаниям. Вопрос, касающийся Сына Божьего, должен рассматриваться как приложение, относящееся к вопросу о мессианстве. Тем более что все евангельские отрывки, использующие выражение «Сын Божий», попадают под подозрение в том, что они были сформулированы ранней христианской общиной.[466]

Мессия – это древнееврейское слово, соответствующее греческому Christos, которое в латинском языке приобрело форму Christus. В традиции Церкви, что отражено в Апостольском символе веры, Christus означает воскресшего Избавителя, признаваемого и провозглашаемого Сыном Божьим. С другой стороны, имя «Иисус» ассоциируется с историческим человеком из Галилеи. Таким образом, доктрина о двойной природе Иисуса, «истинного человека и истинного Бога», отражена в самом имени Иисус Христос. Христос, о котором спрашивал Каиафа, не имеет ничего общего с Христом христиан.[467]

В течение двух тысячелетий концепция Мессии или Христа стала настолько фундаментальной для христианской мысли, что едва ли кто-нибудь задумывается об изначальном ее смысле.[468] Великолепное произведение Генделя «Мессия» призвано возбудить в нас мысли об Иисусе Христе из Назарета, а не о Мессии евреев. Ария, взятая из 40-й главы Книги Исаии («Взойди на высокую гору, благовествующий Сион! возвысь с силою голос твой, благовествующий Иерусалим! возвысь, не бойся; скажи городам Иудиным: вот Бог ваш!»), не имеет отношения к пророчеству Исаии; в ней воспевается Спаситель христиан. Тем не менее Христос-Мессия, о котором спрашивал Каиафа, – это всецело еврейская национальная фигура.

Мессия, который освободит Израиль от иноземного господства и приблизит приход Царства Божьего, упоминается в Ветхом Завете чаще, чем любая другая личность, кроме Бога. Этот предсказанный Мессия не облечен божественной силой, не является родственником Бога, воплощенным в теле, он на сто процентов человек. Точнее, он потомок царского дома Давида – принц, если говорить утрированно.

Во времена Иисуса все чаще звучало среди народа Израиля мнение, что Мессия, обещанный во многих исторических книгах, псалмах и пророчествах, вот-вот должен появиться. Евреи не были свободным народом еще со времен вавилонского пленения, т. е. приблизительно около пятисот лет (если не брать во внимание непродолжительный период после восстания Маккавеев в 160 г. до н. э.). Теперь они находились под римским господством; по всей их стране звучали призывы к раскаянию и обращению. Иоанн Креститель был, вероятно, наиболее выдающимся проповедником покаяния. Многим казалось, что время пришло; они жили верою в скорое начало Божьего правления. Бультман говорит по этому поводу следующее:[469]

По причине тесной связи между смирением и надеждой, одно конкретное ожидание наполнило умы многих: надежда на то, что Бог сокрушит языческое господство, что Он вновь сделает Палестину поистине Святой землей, в которой будет властвовать только Закон отцов. Правящий класс еврейского народа действительно приветствовал римское правление, которое дало стране мир и, лишив народ самостоятельной государственности, тем самым, позволило благочестивцам спокойно трудиться и оставаться преданными Закону. В иерусалимском Храме действительно возносились жертвы и молитвы за Цезаря, а еврейским вождям достаточно было того, что римляне проявляли некоторое уважение к святости Иерусалима. Однако в среде самого народа, и особенно в группах, отличавшихся строгим соблюдением Закона, среди фарисеев, мессианская надежда переросла в пламенную деятельность, ставящую перед собой цель собственными силами положить конец этому господству язычников.

Также и Иисус, провозглашая свое учение, не сомневался в том, что начало новой эры не за горами: «…истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Марк. 9, 1). Только обетованный Мессия мог освободить народ Израиля от римского господства и примирить евреев с их разгневанным Богом. Лапид пишет:[470] «Роль мессианских царей была политической; все мессианские пророчества о конце света имели политическую окраску. Бедствие Израиля, от которого народ Божий должен был быть избавлен, было, прежде всего, политическим. Неполитический Мессия во времена римлян был бы логической несообразностью». Осознание народом своей избранности было подавлено глубоким религиозным комплексом вины. Израиль должен был вновь учиться повиноваться словам Закона. Израиль должен был стремиться исполнять только волю Божью, и тогда перед ним могло открыться Царство Небесное.[471]

Но это, прежде всего, означало, что Израиль должен был избавиться от своих врагов; необходимо было изгнать римлян из страны. Это всеобщее ожидание, а также личная готовность к покаянию были связаны с Мессией из дома Давида. Давид воплощал в себе идеал царя.[472] Мессией должен был стать неизвестный потомок Давида, который, с чудесной Божьей помощью, восстановит древнюю династию и утвердит «небесный Иерусалим» в качестве столицы божественного царства, где (согласно видению Исаии) мечи перекуют на орала, волк будет жить с ягненком, а дитя будет играть над гнездом змеи:[473] «Однажды Я поклялся святостью Моею: солгу ли Давиду? Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце, предо Мною, вовек будет тверд, как луна, и верный свидетель на небесах» (Пс. 88, 36–38). Подобное же обетование, предвещающее приход национального героя и окончательного миротворца, находится в Книге Исаии:

Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет. Ты умножишь народ, увеличишь радость его… Ибо всякая обувь воина во время брани и одежда, обагренная кровью, будут отданы на сожжение, в пищу огню. Ибо младенец родился нам – Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века. Ревность Господа Саваофа соделает это. (Ис. 9, 2–7)

В синоптических евангелиях Иисус появляется как тот самый обетованный Мессия из дома Давида, несмотря на доминирующее мнение его собственных последователей и учеников о