Шутка мертвого капитана - Питер Марвел

— А мое поместье — под опекой отчима.

— Ты по-прежнему связан с ним?

— Крепче, чем раньше.

— Дьявол, где же твои листья?

— У тебя под задницей, дорогая.

Она нащупала рядом с собой вышитый кисет, и горькая улыбка мелькнула в уголках ее рта.

— Я вышила его тебе к Рождеству. Помнишь?

— А я подарил тебе зеркало.

— Оно у меня.

— Разве?! — насмешливо произнес он, протягивая ей морионовую полусферу с ручкой из потемневшей слоновой кости. — Ты сказала, у меня есть сын?

— Ему почти десять, — кивнула она, пряча в карман зеркало майя.

— Так вот почему ты не вышла тогда…

— Да.

— Мы были дураками, Лу?

— Мы и сейчас такие, Дик.

— Что делать будем? — спросил он.

— Разойдемся по позициям, — ответила она.

— Но я…

— Надо выбирать, Дик. Или мы вместе, или каждый сам по себе.

— Мир выталкивает нас.

— Мир любит тех, кто живет по его законам.

— Мы — неудачники?

— Нет, мы — другие.

— Ты ведь принцесса эльфов?

— А ты — сын Океана?

— Внук.

— Давай оденемся, светает.

— Я, кажется, придумал, что нам делать.

Он помог ей натянуть сапоги, а потом обнял и принялся шептать на ухо…

— Ну вот и все! — сказала Лукреция, выслушав его и поднимаясь на ноги.

— Да, Лу. Прощай, прощай и помни обо мне! — и Кроуфорд исчез в дверном проеме.

* * *

Ришери брел в сторону лагеря, стараясь не смотреть по сторонам и вообще никуда не смотреть. Его охватывали бессильная злоба и раздражение. По пятам тащилась, то и дело тыкаясь ему в сапоги, неведомо откуда взявшаяся собачонка. Ночь, наполненная жаркой влагой, тошнотворно-сладковатыми запахами и ужасом, словно вознамерилась никогда не кончаться. Небо было чистым, но рассвет все не наступал. Огненные сполохи постепенно погасли, но это лишь прибавило жути. С того края деревни, где ночевали солдаты, раздавался тревожный шум.

Призраки окружали лагерь со всех сторон. Ришери никак не мог решиться подойти ближе: ужас от увиденного лицом к лицу собственного отражения, да еще такого жуткого, сковывал движения и мысль. Он сделал несколько неуверенных шагов и почувствовал присутствие призрака у себя за спиной. Капитан резко обернулся, готовый сделать выпад, но в этот момент у него из-под ног с рычанием выскочила Кроуфордова собачонка. Привидение, словно испуганный зверь, отшатнулось и нырнуло куда-то далеко в темноту. Псина дважды обежала вокруг ног застывшего в недоумении и страхе Ришери, а затем, заливаясь призывным лаем, бросилась по дорожке в лагерь. Капитан нехотя последовал за нею.

На биваке творилось что-то невообразимое. Призраки теснили солдат со всех сторон. Люди бестолково метались в темноте, пытаясь заслониться от оживших мертвецов (или это все-таки были тени?!), прикрыться от них огнем костра или поразить с помощью оружия, но все было безрезультатно. Вместо этого, оглушенные страхом, будто ослепнув, солдаты налетали друг на друга, сшибаясь, обнажая клинки, падая и нанося раны своим же. В пелене мрака раздавались вопли ужаса, вой, ругательства на французском и голландском и истерический женский визг: голландцы достигли лагеря в самый неподходящий момент. Теперь между палатками и кострами, выкрикивая проклятия, носился Абрабанель, умоляя кого-то спасти его дочь и примерно наказать ее. Несоответствие этих требований друг другу отнюдь не смущало коадьютора, несмотря даже на то, что Ван Дер Фельд всячески старался указать ему на это.

Что касается Элейны, она воспринимала все творящееся вокруг нее, как обыкновенная девушка: очень стараясь сохранять мужество, она все-таки сильно испугалась и не сдерживала рыданий. Впрочем, прекрасная голландка воспринимала обрушившееся несчастье с истинно христианским смирением — она сочла, что в нападении призраков виновата она, непослушная, своевольная и непочтительная дочь, оскорбившая отца своим нескромным, вовсе не подобающим барышне поведением. Ведь, каким бы он ни был, это был ее отец! Но в уголке сердца ее таилась совсем иная мысль: «Какое счастье, что Уильяма с нами нет и он не подвергается опасности! И еще. Он так храбр и благороден, несмотря на все испытания, которые пришлось ему пережить. Как бы он теперь страдал от невозможности защитить меня! Слава Богу!»

Харон с оглушительным лаем бросился в самую гущу свалки, заставляя призраков отступить. Однако в целом это мало помогло — так много мертвецов сновало сейчас по лагерю…

— Как, это вы, капитан? Мы думали, они растерзали вас, — прерывающимся голосом промолвил кто-то из солдат, увидев Ришери.

— Сержант-то вон он лежит… мертвехонек, не то, что эти твари, — добавил другой караульный, указывая куда-то во мрак.

— Жозеф?! — почти вскрикнул Ришери. — Но я говорил с ним всего четверть… может быть, полчаса тому назад!..

— Вот так-то, капитан… Господь знает, кто такие эти мертвяки, а только убивают они нашего брата не хуже, чем живые испанцы или англичане! О Пресвятая Дева Мария, спаси и помилуй мою душу!.. — вдруг возопил говоривший, вглядываясь куда-то за спину Ришери, и внезапно начал оседать прямо на руки своему капитану.

— Ты ранен, Жан-Батист? — подхватывая парня, прошептал Ришери, но не получил ответа: солдат был мертв. Ришери закричал. Эхо подхватило крик и утопило его в деревьях. В следующую секунду шевалье почувствовал, что на его горле сжимается цепкая ледяная клешня…

* * *

Кроуфорд мчался по тропинке, как будто кто-то подгонял его ударами хлыста. Сын! Нет, это невозможно, невероятно, нелепо, не… Господи, сколько всего произошло за эти долгие, за эти вечные-бесконечные десять лет! Что случилось с ним, во что он превратился! И зачем, ради чего, с какой целью?! Найти эти проклятые сокровища? Только-то?

Он резко остановился. Сокровища! Вот что должно волновать его в эту минуту больше всего на свете. Сейчас он, как никогда, близок к заветной цели. Разумеется, он и без карты без труда найдет место, где они спрятаны. Но надо спешить. Ведь его конкуренты буквально дышат в спину…

Его сын! Его наследник! Теперь есть кому оставить эти сокровища, свое обеленное золотом имя, будь оно трижды проклято! Ему, ему, славному мальчугану, а не сводному брату, законнорожденному сэру Рэли — тупице и бездельнику, — они принадлежат по праву! Скорее, скорее за Хартом, за Ивлином и Потрошителем, за своими!..

Он подошел к костру, устало отмахнулся от готовых к услугам беглых рабов и начал трясти Уильяма за плечо со словами:

— У жизни у твоей особый почерк… Но доблести души уделены тебе не для того ведь, чтобы впустую, взаперти пропасть! Вставайте, Харт! Мы близки к нашей цели и должны добыть сокровища до тех пор, пока нас не опередили конкуренты!