Объявляю убийце голодовку - Инна Павлова

Вот и все, что от тебя осталось, Витенька. Как же ты так? Ведь ты мою смерть принял, хоть и не просила я, и никогда бы не позволила такому случиться, если б знала…

Что меня заставило открыть барсетку? Понятия не имею. Скорее всего, я действовала по инерции, занятая своими мыслями. Но, наткнувшись взглядом на вещицу, найти которую тут никак не ожидала, я опешила. Доли секунды мне хватило для того, чтобы родиться заново. И для того, чтобы принять решение.

— Остаешься здесь и ждешь милицию, ясно?

Лицо у Аллочки вытянулось, в глазах полыхнул испуг.

— Танюша, милая… Не надо…

— Помолчи, нет времени, — оборвала я беспомощный лепет. — Мы в опасности. Обе. Охота идет на меня, но, как ты видела, пострадать может каждый, кто со мной общается. Даже если я решу отступить, в покое нас не оставят. Поздно. Мне придется кое-что сделать, и как можно скорей.

— Да ты что?! Это же твоя машина, там человек погиб! Ты должна дать объяснения…

— Объяснять пока нечего. Разберусь, тогда поговорим. — Последние слова я бросила уже на бегу.

Вероятно, мое поведение ввергло в ступор не только Аллочку. Допускаю даже, что у кого-нибудь мелькнула мысль о необходимости меня задержать до прибытия представителей соответствующих органов. Но преградить дорогу не отважился никто. И правильно. Я бы не советовала.

Адрес я, разумеется, не забыла. Все-таки бывала у Виктора неоднократно, да и наши первые свидания носили романтический характер, а это остается в памяти надолго. Вместе с сопутствующими обстоятельствами и деталями. Я даже помнила цвет обоев в комнатах и марку холодильника на кухне. Впрочем, Виктор мог сделать ремонт, и тогда в его квартире уже все по-другому. Только это маловероятно. Раз Витюша до сих пор не обзавелся дамой сердца, решать его бытовые проблемы некому. Сам он, если мне не изменяет память, за все время нашего знакомства, включая совместное проживание, самостоятельно даже тарелку не вымыл. Ему одному ремонт не потянуть ни при каком раскладе.

Я безрезультатно давила на кнопку. Ничего, подожду. Посижу на лавочке у подъезда. Я теперь и шага не сделаю, пока не поговорю с бывшим мужем. Еще раз я его гибель не переживу, а значит, несмотря ни на что, должна его дождаться и предупредить об опасности. Сегодня ему повезло. Он разминулся со смертью, которая забрала игривого уголовника Колю. Второй раз такого везения может не случиться. Значит, я должна ему втолковать, что, как бы он ни рвался засвидетельствовать мне свое почтение и реанимировавшуюся любовь, ему придется с этим обождать или перейти на эпистолярный жанр. Полагаю, мой внешний вид достаточно убедителен, а балансировать над пропастью Витюша никогда не рвался.

Ну ладно, с благоверным ясно. Что дальше? А дальше я объеду, как собиралась, родственников умерших пациентов. Только в таком виде, как я сейчас, меня ни в одну квартиру не впустят. А домой или к Алке возвращаться нельзя. Боюсь, пока я не разберусь с происходящим, мне вообще не видать ни мягкого дивана, ни привычных удобств. Жалеть я себя, однако, не стала. Расслабляться было не время. Чем скорей я разберусь со всем этим безобразием, тем быстрее вернусь к нормальному образу жизни. Тем более, что одна немаловажная проблема уже рассосалась сама собой: Аллочка может снова жить в своей квартире, ее домогаться теперь некому. На повестке дня только ее замужество (и с этим, боюсь, надо торопиться, характер у нее портится прямо на глазах), ну и проклятое расследование. И если от большого женского счастья подруга, как и прежде, далека, то расследование явно сдвинулось с мертвой точки. Я не президент нефтяной компании и даже не подруга крутого мафиози. Меня абсолютно не с чего преследовать и тем более убивать. И раз ко мне применяют столь кардинальные меры, значит, дело не в моей малозначительной для отечественного криминала персоне. Я подобралась очень и очень близко к преступникам, стала для них по-настоящему опасна. Надо копать дальше, и я вот-вот раскрою все…

— Татьяна, это ты, что ли?

Толстая усатая тетка, живущая, кажется, под Виктором, а может, наоборот, над ним, удивленно на меня таращилась, крепко прижимая к себе многочисленные авоськи.

— Конечно. — Я радостно кивнула и изобразила голливудскую улыбку, долженствующую продемонстрировать чистоту моих намерений и отсутствие желания покуситься на ее поклажу. Вот еще бы вспомнить, как тетку зовут, но уж на такой подарок со стороны своего измученного мозга я и не надеялась. Я же не компьютер. Да и видела я ее всего пару раз.

— Ты это чего? К панкам, что ли, подалась? — К современной молодежной моде в области одежды и макияжа тетка, похоже, относилась неодобрительно. Иначе с чего бы ей так пялиться на мой прикид? Да сейчас так пол-Москвы ходит! «Модная небрежность» называется. А прическа с эффектом «только что с кровати» вообще последний писк. Нечего свою серость демонстрировать.

— Нет, правда, ты чего, из этих, как их?..

— Из этих, — кивнула я. — Из самых.

Тетка не отстала.

— Да из каких этих-то? У панков вроде волосы гребнем!

— Точно. Но это у панков. А я из скинхедов!

Другая на ее месте уже давно бы поняла, что у человека неприятности и что не надо к нему лезть, эта же дама, вероятно, прошла выучку у гербалайщиков и отступать перед чужими трудностями не привыкла.

— Так те вроде голову бреют. — Она с подозрением покосилась на мою стрижку, сделанную не так давно в дорогом салоне.

— Отросли! — прорычала я, чуть не упустив светлую мысль.

Мама дорогая, а кто сказал, и с чего я вообще взяла, что на пациентах ставят опыты?! Да все может оказаться куда проще, хотя и не менее отвратительно. Я сама недавно смотрела передачу, где лидер этого самого движения призывал очистить родной город от «иноверцев», и под эту категорию при внимательном рассмотрении подпадали, по-моему, все поголовно. Я не говорю только о чернокожих. Учитывая жесткость требований скинхедов к чистоте крови избранных, имеющих право проживания на территории России, представители данной организации, боюсь, готовы забраковать даже высокого светловолосого парня, коренного москвича, при наличии у него в родне хотя бы прапрабабки с примесью восточной крови.

Стоп, а почему скинхеды? Почему не какая-то другая организация? И что мешает предположить, что избавляются от какой-нибудь очередной прослойки или социальной группы, или даже возрастной? Может, у кого-то зуб на стариков?

Я перестала огрызаться и призналась, что не принадлежу ни к какому экстремальному течению.

Дама вздохнула с заметным облегчением и даже отважилась плюхнуть драгоценные авоськи на лавочку рядом со мной.

— Опоздала ты, лапочка, — с плохо скрытой радостью поведала соседка.

— Витюша умер?! — Я непроизвольно дернулась и удостоилась изумленного взгляда.

— Почему сразу умер? Совсем даже наоборот. Здравствует и, можно даже сказать, процветает твой бывшенький.