Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны - Максим Кустов

Отряд Куникова, словно некий магнит, притягивал смелых людей отовсюду.

С десантом следовало высадить представителя поддерживающей береговой артиллерии — опытного корректировщика. Стать им вызвался помощник командира 394-й — зубковской — батареи лейтенант Николай Воронкин. Он, как и многие питомцы севастопольского училища береговой обороны, повоевал уже в морской пехоте. В боях за Новороссийск командовал ротой, отбивавшей атаки танков у электростанции, откуда был доставлен в Геленджик тяжело контуженным, на несколько дней онемевшим и без всяких документов. Обретя дар речи, лейтенант убедил медиков не отправлять его в тыл, а как только встал на ноги, разыскал Малахова, который удостоверил личность своего бывшего курсанта и оставил его у себя. Так Воронкин вернулся в артиллерию. И хотя батарея на Пенае, ежедневно открывавшая огонь и постоянно сама подвергавшаяся вражеским ударам, была отнюдь не тихим уголком, лейтенанта тянуло туда, где еще погорячее. И майор Куников его понял.

(Раз уж зашла речь об этом непоседливом и отважном человеке, хочется добавить, перенесясь далеко вперед, что после войны Николай Митрофанович Воронкин, уволившись в запас, стал капитаном дальнего плавания. Не забывая старых сослуживцев, он нет-нет да и порадует меня короткой радиограммой с борта своего «Михаила Светлова» то из Хайфона, то из Неаполя…)

Когда я смог уже без всяких недомолвок объяснить Куникову его задачу, он спросил только, каким временем располагает для подготовки. Я ответил, что нужно уложиться в двадцать суток (точного срока операции еще не знал сам). Фактически отряд имел несколько больше времени. И надо отдать должное Куникову, Котанову, командирам боевых групп — они использовали его отлично.

«Наша учеба была беспощадной», — писал мне недавно, вспоминая те дни, один из ветеранов отряда. Это определение вполне соответствует действительности. Достаточно сказать, что куниковцы в полном составе, с оружием и снаряжением, трижды высаживались с катеров в обжигающе холодную воду бухты и, ведя огонь, кидая вперед настоящие, только без рубашек, гранаты, выбирались в ночной темноте на крутой берег, схожий с тем, который им предстояло отбить у врага. А этим общеотрядным «репетициям» десанта предшествовали дневные и ночные тренировки боевых групп, отделений, расчетов, одиночных бойцов.

Весь отряд надел поверх фланелевок или кителей стеганые ватные куртки и такие же брюки, заправляемые в сапоги. На головах — шапки-ушанки. Краснофлотцы и командиры, ставшие похожими на партизан, без устали карабкались по скользким скалам под дождем и снегом (в январе хватало и того и другого), учились укрываться в расщелинах, действовать по условным сигналам, блокировать и штурмовать огневые точки, вести рукопашный бой…

Мы только что получили очень оперативно выпущенное Генеральным штабом описание опыта уличных боев в Сталинграде, а также в Великих Луках. Куников раздобыл где-то книжку о тактике боевых рабочих дружин девятьсот пятого года на Пресне. Все, что могло пригодиться при высадке десанта, находило отражение в планах очередных практических занятий.

Кроме автомата и гранат каждому десантнику необходимо было холодное оружие. Однако снабдить им почти триста бойцов оказалось непросто — вещь «нетабельная». Пришлось организовать изготовление кинжалов кустарным способом. В кузнице Геленджикской МТС, где теперь хозяйничали судоремонтники, их ковали из старых вагонных рессор и заостряли на ручном точиле. Холодное оружие предназначалось не только для рукопашных схваток при сближении с противником вплотную, но и для поражения врагов на расстоянии — десантников учили метать кинжалы в цель. Я видел, как здорово это получалось у самого Куникова.

Майор добивался, чтобы каждый из подчиненных ему людей, не исключая медиков и радистов, владел любым оружием, какое есть в отряде. Все куниковцы научились стрелять из пулемета, все осваивали противотанковое ружье.

Мы с Бороденко часто наведывались в отряд и однажды попали как раз на практическую стрельбу из ПТР. Первым стрелял Куников, за ним остальные — было отпущено по патрону на человека. Предложили стрельнуть и нам с Иваном Григорьевичем. Осрамиться перед десантниками очень не хотелось, и я был рад, что удалось пробить щит…

По просьбе Куникова ему доставили несколько трофейных немецких пулеметов, автоматов и карабинов с боезапасом к ним, а также немецкие гранаты. Оружие врага тоже подлежало освоению — в десанте иной раз приходится пользоваться и им. В боевой группе лейтенанта Сергея Пахомова, где подобрались бойцы, причастные по прошлой службе к артиллерии, изучали даже немецкие легкие орудия. И не напрасно.

«Беспощадная» учеба стоила людям огромного напряжения сил. Но что бы они ни делали, сразу возникало азартное соревнование. Соревновались и в точности метания кинжалов, и в том, кто скорее перезарядит в полной темноте диск автомата, и в быстроте посадки на катера и высадки с них.

Чтобы не занимать постоянно катера, у которых были и свои задачи, посадку-высадку отрабатывали сперва на суше: на ровном месте обозначался колышками и слегка окапывался «макет» палубы сторожевого катера в натуральную величину и приставлялись настоящие сходни. Этот «земляной кораблик» помогал каждому заранее запомнить свое место на палубе и до автоматизма отшлифовать общий порядок движения. Потом посадка на катера всего отряда укладывалась в пятнадцать минут, а высадка боевой группы с полным вооружением — в две.

— Прямо как в лагере Суворова перед штурмом Измаила! — усмехался Бороденко, когда мы заставали одну группу куниковцев бегущей по сходням на «земляной кораблик», другую — взбирающейся с завязанными глазами (подготовка к ночным действиям) на скалу, третью — за изучением немецких мин, четвертую — за отработкой приемов самбо…

Мы радовались, что бойцы отряда — этого нельзя было не почувствовать — крепко поверили в своего командира. Его пример, его слово значили очень много: раз майор сказал, что нужно, раз делает сам, — значит, все должны уметь делать то же самое. В отряде наизусть знали составленную Куниковым «Памятку десантника», где содержались предельно краткие советы, как вести себя при высадке и в бою за плацдарм. Были там и афоризмы, вносившие поправки в известные пословицы. Например: «В десанте — и один в поле воин».

Разработал Куников также наставление для командиров боевых групп. Оно явилось результатом изучения опыта прошлых десантов и вероятных условий предстоящего.

Сначала Куникову очень хотелось, чтобы в отряде была своя артиллерия. Но ему пришлось согласиться, что даже самые легкие пушки усложнили бы высадку. Зато организации огневой поддержки десанта с восточного берега бухты уделялось особое внимание.

Чем дальше, тем сильнее верилось: если высадка удастся, снимать десант с плацдарма не придется. Говорю это о себе, а что касается бойцов штурмового отряда, то они с самого начала, еще не зная, где высадятся, настраивались на то, чтобы уцепиться за берег накрепко. Словом, надо было думать и о подкреплениях десанту, о втором эшелоне, хотя он пока и не предусматривался для этого направления общим планом операции.

Внутри базы резервом для усиления десанта могли стать боевые участки ПДО, тем более что охрана побережья вновь передавалась пограничным подразделениям НКВД. С середины января личный состав трех боевых участков — пятьсот с лишним человек — включился в тренировки по той же программе, которую проходили куниковцы. Майор Куников знал, что эти люди вольются после высадки в его отряд, и получил право контролировать их подготовку».