Икар из Пичугино тож - Юрий Викторович Хилимов

class="p1">— Чем ты занимался в «Хеме»? — спросил Сергей Иванович. Он не любил, когда внуки брали поиграть предметы его коллекции. Когда такое случалось, дед мог строго отчитать, но сейчас не стал ничего говорить на этот счет.

— Я листал альбомы с картинами.

— Снова на голых теток смотрел! — хихикнула Лиза.

Алеша густо покраснел.

— Там они не голые, а обнаженные, — объяснила Елена Федоровна.

— Да какая разница? По-моему, то же самое.

— Голые — это в бане, а в искусстве, в живописи — обнаженные. Когда тело изображают как объект красоты, оно делается возвышенным. Понимаешь?

— Да поняла я, шучу.

— Не смотрел я на них, с чего ты взяла, — запоздало оправдывался Алеша.

— Видела однажды.

— Так, стоп, перестаньте, — сказала Елена Федоровна. — Я слышала, хлопнула калитка. Там, кажется, Гера пришел?

Последнее время Гера участвовал в семейных посиделках, только когда просыпалось особое настроение или вдруг возникала острая потребность в семье. Чаще он был наблюдателем, слегка отстраненно наслаждаясь происходящим, и в ответ на вопрос «Скажи что-нибудь?» лишь загадочно улыбался. Всегда сдержанный, он никогда не открывался по-настоящему, казалось, был мало к кому и к чему привязан. Гера, в отличие от Алеши, не озвучивал своих глубинных переживаний и, как Лиза, не начинал эмоциональные споры. Это давало другим соблазн думать про него, что он не очень развит в эмоциональном плане, не достиг еще юношеской зрелости. А между тем это было совсем не так. Сейчас Гера сидел под липой и вспоминал, как недавно ровно на этом же самом месте его настигло озарение.

Непонятно, что тогда навеяло ему эти мысли. Гера сидел под Акулиной Гавриловной и вдруг понял: и дед, и бабушка, и мама, и отец, и все то близкое, что было в его жизни, что он так любил, когда-нибудь, рано или поздно, должно будет уйти навсегда. Он задумался об этом, испытывая какое-то болезненное удовольствие сродни расковыриванию болячки или давке прыща: «Когда я умру, для меня не станет последующих дней. Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда». Каждое новое «никогда» опрокидывало куда-то в ужасное и безвыходное. Сердце учащенно билось, на лбу выступала легкая испарина, все внутри холодело. На пике осознания стало тесно даже на их сдвоенном участке; мальчик был готов броситься на улицу и бежать не оглядываясь вперед изо всех сил. Хотелось кричать, плакать, попытаться что-то сделать. К счастью, сознание не могло удержать это «никогда» больше нескольких минут, и вскоре волна страшных мыслей откатилась обратно в океан сознания. Жизнь продолжила идти своим чередом, но с тех пор Геру временами мучало искушение вновь подумать про «никогда».

Фамильное дерево превосходно выполняло свое предназначение. Оно будило либо обостряло осознание конечности жизни. Дескать, не спи, помни, что ты должен продолжить род, передать эту землю следующему поколению, ведь я не могу достаться чужим людям. В этом смысле совсем не удивительным казалось внезапное открытие Геры под ветвями Акулины Гавриловны — он вступал в тот возраст, когда самому себе начинают задавать новые вопросы и поиск ответов на многие из них требует от человека большого мужества. Не иначе, его собственное прозрение указывало на то, что он стоял на пороге превращения в мужчину, в будущего воина.

Акулина Гавриловна помогала не только Глебовым. Накануне вечером у въезда на Шестнадцатую улицу остановился неизвестный автомобиль. Из машины вышел представительный мужчина средних лет.

— Эй, хозяйка! — обратился он к Марине, которую увидел за забором. — Можно вас?

Марина, уже привыкшая к тому, что к ним часто обращаются незнакомцы — ничего не поделаешь, если твоя дача первая на ряду, — подошла к забору.

— Добрый вечер! — поздоровался мужчина. — Видите ли, я ищу одну дачу… Мне нужна дача, хозяин которой, один дед, известен тем, что рассказывает истории и учит этому других. Это должно быть где-то здесь.

Марина смерила взглядом чужака с ног до головы, решая, как поступить. В таких случаях она сразу пыталась установить, представляет ли человек опасность или нет. Было несколько случаев, когда к ним приходили скользкие типы, и пару раз Сергей Иванович выставлял хамов за двери. Кто знает, с чем пришел этот?

Марина немного колебалась. Нет, опасности от него она не ощущала, но почему-то мужчина не нравился ей, было в нем что-то неприятное.

— А зачем он вам нужен?

— Мне очень нужна его консультация.

Незнакомец вдруг догадался, что стоящая перед ним женщина имеет прямое отношение к человеку, которого он ищет, и потому добавил:

— Платная консультация, разумеется. Я понимаю, что так неправильно делать, надо договариваться о встрече заранее. Но уж простите меня. Это получилось спонтанно.

— Хорошо, — приняла решение Марина. — Я спрошу у отца, вы подождите здесь.

— Да, прошу прощения, я, кажется, выразился некорректно в самом начале.

Марина на это ничего не ответила, развернулась и направилась к флигелю.

Обратно она вернулась довольно быстро:

— Отец встретится с вами. Заходите.

Марина провела гостя по дорожке из квадратных бетонных плиток прямехонько к Акулине Гавриловне. Сергей Иванович уже ждал гостя на скамейке. Он перебирал пальцами по коленям и глядел на луну, которая к этому времени уже обозначила себя на небе.

Коротко поздоровавшись, незнакомец сел рядом с Сергеем Ивановичем. Несколько секунд они молчали. Сергей Иванович ждал, когда гость начнет говорить. Это было его излюбленным приемом — не спешить брать инициативу в свои руки.

— Я наслышан про ваши семинары.

Сергей Иванович удивленно поднял бровь, на что гость поспешил отреагировать:

— Я обязательно запишусь к вам на семинар… Если это будет целесообразно. Перед этим хотел бы задать вопрос: применимо ли то, о чем вы говорите, к моей ситуации?

Сергей Иванович усмехнулся:

— Какой именно?

— У меня похоронное бюро, и я ума не приложу, какую историю я могу рассказывать своим клиентам, кроме той трагической, что у них случилась. Вы уверены, что ваш… э-э-э… подход универсален?

— Разве ваш бизнес так плохо идет, что ему нужна помощь такого рода?

Незнакомец рассмеялся:

— Все неплохо, да, но не забывайте: у нас большая конкуренция. Да дело и не в этом, собственно. Хочется как-то по-другому, что-то доброе сделать для близких, ну помимо того, что мы делаем, конечно. Понимаете?

— Вполне.

— Ну так что вы мне ответите?

— Думаю, возможно все.

— Но какой может быть эта история, например?

— А вот этого я не могу вам сказать, это же ваша история, вы ее сами должны придумать.

Гость нетерпеливо заерзал на скамейке:

— Чертовски сложно.

— Пожалуй, да, но так и то, чем вы занимаетесь, не назовешь легким делом. С чего вы взяли, что другое должно быть простым? Может, вы думаете, что