Гибельный день - Эдриан Маккинти

— Майкл, мы разумные люди, и оба знаем: в наших интересах доставить дочь Бриджит Каллагэн домой живой и невредимой. Если ты найдешь того, кто убил парня, и это поможет тебе отыскать Шивон, думаю, мисс Каллагэн предпочтет нас, а не других деловых партнеров.

— Уверен, так и будет.

О'Нил кивнул:

— Подожди-ка секундочку. — Он достал из внутреннего кармана сотовый и набрал номер. Увеличил громкость так, чтобы и я мог слышать весь разговор. — Шеймас, это я.

— Вы в порядке? Я тут слышал много чего… — отозвался Шеймас с легким оттенком разочарования, которое насторожило О'Нила, да и меня тоже.

— А я слышал, что ты вздумал шутить со мной. Что ты за моей спиной пытался выставить меня идиотом, — перебил О'Нил.

— О чем вы говорите? — начал было Шеймас.

— Тебе лучше уже сейчас паковать вещи, потому что я разрываю с тобой все отношения. Ты только потому хотел убрать Майкла Форсайта, что он догадался о твоем участии в исчезновении Шивон Каллагэн. Вся чертова операция с лодкой нужна была ради прикрытия твоей белой ирландской задницы!

— Это ложь! Я не имею никакого отношения к исчезновению девчонки! — запротестовал Шеймас.

— Да ну? А у меня другие сведения! Ты хотел, чтобы лодка затонула, хотел смерти Форсайта, потому что один из твоих подручных украл ее. Вот и решил избавиться от Форсайта: он знал правду. — Глаза Боди заблестели от радости, он упивался происходящим.

— Это не так! Богом клянусь, мистер О'Нил, я ничего не знаю о похищении! — запаниковал Шеймас.

— А откуда ты, черт побери, знал, что Барри уже мертв?

— Это сделал Гасти Маккоун. Он и еще один парень, не из местных. Оружие дал я, спросил, зачем ему это надо. Гасти ответил, нужно убрать кое-кого по причинам, о которых он не может говорить. Тогда я поинтересовался, кого именно, и Гасти назвал имя. Это был мой человек, и я потребовал компенсации. Но я дал согласие, потому что они хотели купить русские ручные пулеметы и пистолеты «глок» и всю работу взять на себя. Заплатили они полновесной наличкой. С оружием и взяткой выходило на круг пятнадцать кусков. Богом клянусь, я собирался отдать вашу долю, просто еще не успел.

О'Нил прикрыл рукой телефон и обернулся ко мне:

— Это то, что тебе нужно?

— Где мне найти Гасти? — подсказал я.

О'Нил продолжил разговор по телефону:

— Где мне найти Гасти?

— Черт, понятия не имею! Мистер О'Нил, он живет в… подождите секундочку. Думаю, Энди знает… Мистер О'Нил, Энди говорит, что Гасти будет на собачьих боях в «Дав таверн» на Брэзил-стрит.

Я кивнул О'Нилу. Теперь я мог продолжить поиски.

— Мы еще побеседуем, Шеймас, — пообещал О'Нил и отключил телефон.

Он был мрачен: узнал много нового и интересного о Шеймасе. Жалкому трепачу несказанно повезет, если он переживет ночь.

— Собираешься в «Дав»? — спросил О'Нил.

— Да.

— Чтобы попасть на собачьи бои, нужен пароль. Это всегда историческая личность. На этой неделе — Генри Джой Маккракен.

— Это один из тех, кто руководил восстанием семьсот девяносто восьмого года?

— Да. — О'Нил протянул мне руку Я пожал ее и помог ему встать. — Ты мне нравишься, Майкл. Я люблю, когда дела идут так, как надо, — сказал он. — Ты не утратил достоинства.

— Спасибо, — ответил я. — Мне надо спешить. Кстати, тебе тоже, если не хочешь, чтобы пилеры скрутили тебя.

— Удачи. И помни, Форсайт, это мой город. Надеюсь, ты не будешь убивать каждого, кто встретится тебе на пути.

— Ну-у, — протянул я, обдумывая его слова, — время покажет.

Белфаст. 16 июня, 19:45

День постепенно угасал, и все уголки города понемногу заволакивала темнота. Наконец солнце зашло за холмы. Надвигалась ночь. В просветах между облаками заблестели желтая луна и звезды.

В сумерках Белфаст по-настоящему оживал. Драки. Убийства. Ограбления. Похищения. Одни подонки еще только потирают руки в предвкушении удовольствия от хорошо проделанной работы, другие — уже ломают кому-то кости.

Я не боялся ночного города. Никто не мог остановить меня, киллера, мастера побегов. Чтобы стать таким, потребовалось немало времени, но теперь я пребывал в наилучшей форме.

Девочки — не старше дочери Бриджит — играли на улице в мяч и вдруг заспорили.

— Сейчас моя очередь!

— Нет, моя!

— Она права. — Я встал на сторону рыжей девочки, лицо которой было сплошь усеяно веснушками. — Сейчас ее очередь бросать мяч.

Девочки оторвались от игры. Они обрадовались, что взрослый восстановил порядок.

— А кто мне скажет, где здесь Брэзил-стрит?

— Вниз по этой улице и налево. А вы ищете «Дав»?

— Да.

— Он прямо на середине улицы, там ступеньки вниз ведут, — добавила другая девочка.

Я поблагодарил детей и пошел к перекрестку. Над невысокой дверью со стрелкой, указывающей на подвал, увидел вывеску — неоновый знак в виде голубя.

Перебежал улицу, спустился по лестнице и постучал в дверь, представляющую собой тяжелую стальную конструкцию, которая не заметит взрыва бутылки с зажигательной смесью и выдержит полицейский таран.

Дверь приоткрылась. Выглянул гнусный тип с наскоро починенным носом, лысый, с обычными для боевиков татуировками — типичный вышибала.

— Чего надо?

— Собачьи бои.

— Какие еще бои?

— Генри Джой Маккракен.

— Чего раньше не сказал? Заходи!

Я услышал, как он снимает с крюка тяжелую цепь, и дверь медленно открылась.

— Два фунта за вход, — объявил вышибала.

— Хорошо. — Я протянул двухфунтовую монету.

— В самый низ, — сообщил здоровяк и возвратился к чтению чувствительного романа Р. Д. Уоллера «Мосты округа Мэдисон».

Темнота. Вонь. Скрипящие деревянные ступени.

— Смотри шею не сломай, — предупредил громила, не отрываясь от книги.

Я осторожно спустился по крутой лестнице.

За металлической дверью слышны дикие выкрики. Толкнул ее и вошел.

Плотная завеса сигаретного дыма. Крики, вопли, визг. Вонь фекалий, крови, пролитого пива и пота. Комнату освещала только лампа на потолке. Судя по общему шуму, бой уже начался. Примерно тридцать человек собрались вокруг барьера из мешков с песком; внутри, на окровавленных опилках рвут друг друга два питбуля. Коричневый уже лишился уха, глаза черного залиты кровью. Они оба устали и клацают зубами, промахиваясь, но ясно, что бой не остановят: это схватка насмерть. Я ненадолго задержался и направился в глубь толпы.