Поэтика детектива - Петр Моисеев

В-третьих, в «Рейхенбахском падении» мы видим, наверное, самый очевидный и самый смелый пример состязания с мэтром. Речь идет, разумеется, о сцене гибели Шерлока. У Конан Дойля мы не становимся свидетелями падения Холмса в водопад. Никакого особенного умысла со стороны писателя в этом, видимо, не было: желание Мориарти удалить Ватсона с места будущего сражения вполне естественно, поскольку по первоначальной версии из всей шайки к этому моменту на свободе остается только сам профессор (впоследствии Конан Дойль, как известно, предложит новую версию событий). А отсутствующий Ватсон, разумеется, не мог описать смерть Холмса как очевидец. Через несколько лет такой поворот сюжета окажется для Конан Дойля очень удобным и позволит ему вернуть Холмса к жизни без особых ухищрений. Гэтисс и Моффат не ищут легких путей – они ищут славы. В финале «Рейхенбахского падения» Шерлок погибает на наших глазах; и не просто исчезает где-то в глубине ущелья (мало ли за какой кустик он мог там уцепиться), а весьма убедительно разбивается об асфальт. Это, безусловно, самый впечатляющий вызов и классику, и зрителям. Но это вызов, отвечать на который должны были, конечно же, сами авторы сериала. Как они это сделали, другой вопрос (об этом чуть ниже).

«В-четвертых» прямо вытекает из «в-третьих»: перед нами, кажется, первый случай в истории сериалов (как кино-, так и литературных), когда загадка предлагается не в начале серии, а в конце, и зритель остается в недоумении на два года. Безусловно, в истории литературы имели место публикации детективов по частям – однако же это была не более чем разбивка цельной истории на выпуски, причем следующий выпуск читатели получали через считанные недели. Здесь же нас озадачивает именно финал (хотя и промежуточный). Нечто подобное, впрочем, имеется в финале «Черного города» Акунина (вышедшего, кстати, позже, чем «Рейхенбахское падение»); но там полностью отсутствует стремление сделать из гибели Фандорина загадку. Каким-то образом Фандорин выкрутится, а уж каким – не так и важно.

Обратим еще внимание на то, что мегаломания Гэтисса и Моффата здесь не грешит против требований вкуса. Проявляется она следующим образом: Конан Дойль в «Последнем деле Холмса» стремится вызвать у читателя ощущение, что Мориарти – страшный противник. Как писатель этого добивается? У Мориарти есть шайка, она большая и хорошо организована. Сам Мориарти невероятно умен. Против него долгое время нет улик. Однако закон и порядок в этом рассказе там, где им и положено быть: на стороне Холмса. В «Рейхенбахском падении» против Холмса ополчается весь мир, его репутация уничтожена, и даже могущественный брат не может его защитить. Очевидно, что сценаристами здесь двигало примерно то же стремление, что и в «Собаках…»: взять количеством, показать, что они могут придумать больше, чем Конан Дойль, зайти дальше и т. п. Но в этой серии выдумку действительно приходится признать удачной: удастся ли выиграть герою, когда он не может положиться только на свой интеллект и на немногих настоящих друзей?

Перейдем теперь к следующим сериям «Шерлока» и посмотрим, как дальше развивалось состязание с Конан Дойлем.

Начнем, конечно же, с загадки гибели Холмса. Разгадка, предложенная в серии «Пустой гроб»[149], безусловно, разочаровывает. Здесь сработал характерный для детектива парадокс: легче придумать интересную загадку, чем разгадку, которая была бы достойна этой загадки. И это при том, что на протяжении двух лет сценаристы интриговали зрителей, уверяя, что ни одна из многочисленных версий спасения героя, ими (зрителями) предложенных, даже и близко не подходит к истине. Но авторская версия напоминает шутливое письмо Израэля Зангвилла редактору газеты «The Star», приведенное писателем в предисловии к своему роману «Тайна Биг-Боу»:

При просмотре «Пустого гроба» создается впечатление, что именно так – методом исключения – и придумывалась итоговая разгадка. В частности, большой популярностью до выхода этой серии пользовалось предположение, что Холмс мог спастись, спрыгнув в грузовик с тряпьем (или с чем-то подобным), стоявший под крышей больницы. Итоговый вариант отличается разве что большей фарсовостью.

В то же время Гэтисс и Моффат снова создали загадку там, где ее не было у Конан Дойля; и хотя разгадка и разочаровывает, но сам факт, что современным сценаристам пришло в голову интриговать зрителя загадкой (а не просто щекотать им нервы, к примеру), вызывает уважение. В общем и целом, этот раунд тоже можно считать прошедшим вничью. В данном случае это тоже не так плохо, поскольку а) авторы загадали действительно сложную загадку и б) априори отбрасывали все зрительские варианты – а за два года таковых набралось великое множество.

В то же время в сериях третьего сезона содержатся и новые загадки, причем во всех трех (хотя до этого из каждых трех серий «Шерлока» одна-две оказывались недетективными). С другой стороны, сюжету как таковому в этих трех сериях, особенно в «Пустом гробе» и «Знаке трех», уделяется меньше внимания: коль зритель полюбил героев, пусть он и получает героев (да и с сюжетом меньше возиться придется) – примерно так могли рассуждать сценаристы.

Если же говорить о качестве детектива в этих сериях фильма, то две проблемы из трех не вызывают особенного восхищения.

Конан Дойль в «Пустом доме» предложил весьма недурную загадку запертой комнаты. Гэтисс и Моффат в «Пустом гробе» тоже предлагают загадку: исчезает поезд метро, ехавший от одной станции к другой. Но разгадку иначе как примитивной не назовешь.

Единственная удачная выдумка осенила авторов в процессе работы над «Знаком трех». Кстати, уже не в первый раз сценаристы побеждают на том участке холмсианы, где у самого Конан Дойля (в его «Знаке четырех») детектив отсутствует. В «Знаке трех» в душевой кабинке, к которой никто не подходил, убит молодой гвардеец. Хотя финал и вызывает некоторые вопросы, в целом детектив получился.

Чего не скажешь о фильме «Его прощальный обет», снятом по мотивам рассказа «Конец Чарльза Огастеса Милвертона». Здесь сценаристы вроде бы пошли по проторенной ими самими дорожке: взяли недетективную историю Конан Дойля и сделали из нее детектив. В «Милвертоне» нет ни загадки, ни невыполнимой задачи; оказавшись перед необходимостью достать письма леди Евы, Холмс принимает героическое для законопослушного англичанина, но, в сущности, очень простое решение. В «Его прощальном обете» конандойлевская развязка, как это уже бывало в «Шерлоке», приходится примерно на середину фильма: дескать, Конан Дойль – это только цветочки. «Ягодки», по Гэтиссу и Моффату, заключаются в том, что Магнуссен почти неуязвим: он шантажирует настолько высокопоставленных особ, что его защищает даже Майкрофт. Однако решение, которое принимает в финале Шерлок, оказывается, в сущности, не более сложным, чем конандойлевское. Единственная причина, по которой мы не ждем такого финала на протяжении фильма, заключается в том, что мы воображаем себе архив Магнуссена именно как архив. Однако стоит нам узнать правду об этом архиве, как решение проблемы становится абсолютно предсказуемым; а если бы мы знали эту правду с самого начала, то и финал могли бы предсказать сразу же.