Тело Папы - Агостино Паравичини - Бальяни

Меры против грабежей – не новость, но в римских свидетельствах 885–1054 годов этот обычай включается в контекст борьбы вокруг целого ритуала, борьбы, в которой с нарастающей отчетливостью звучит теоретическая мысль, обретающая большое историческое значение. Стефан VI, как мы видели, обещает отыскать украденное, чтобы доказать, что всё произошедшее – случайность. Совет 904 года ассоциирует нападение на папский дворец с грабежами в епископских владениях и просит имперской защиты настойчиво и четко. Но только послание о событиях в Озимо (1049) осуждает такие преступления, основываясь на ясных рассуждениях о физической бренности и институциональной преемственности. Концепция вообще сформулирована удивительно ясно: вечность Церкви коренится в богословской непреложности бессмертия «вечного первосвященника», Христа. Наконец, в 1054 году римлян, собравшихся было опустошить дворец, остановили заслуги и добродетели находившегося при смерти Льва IX. В обоих случаях желание сохранить «достояние понтифика» уже опирается на институциональное отделение или на деперсонализацию того вакуума, который доселе вызывала смерть епископа или папы римского.

Эти аспекты для нас очень важны, потому что они составляют ту почву, на которой через несколько лет, в 1064 году, выросло уже хорошо знакомое нам размышление Дамиани о краткости жизни. Не ускользнули от нас и аналогии в аргументации: физически папа должен умереть, но институт папства – вечен.

За понтификатом Льва IX следует длительный период, о котором у нас нет никаких свидетельств грабежей, связанных со смертью папы. Речь об этом неожиданно заходит в начале XIII столетия: английский хронист Мэтью Пэрис сообщает, что за десять дней до кончины Гонория III (1216–1227) подвели к «высокому окну» Латерана, «усталого и полуживого», и показали «римлянам, уже зарившимся на папское добро». Пытаясь убедить народ, что папа еще жив, курия хотела пресечь обычный грабеж[450].

Это молчание источников, возможно, объяснимо тем, что между Львом IX и Гонорием III многие папы умерли вдали от Города[451]. Значит ли это, что римляне предавались грабежу «папского добра» и беспорядкам лишь тогда, когда папа умирал в Риме[452]? Почему нет? Спонтанные вспышки насилия, о которых рассказывают тексты, безусловно связаны с физическим присутствием папы и с моментально разлетавшейся новостью о его смерти.

Рассказанный Мэтью случай – особый. Ни один текст XIII века не говорит о разграблении дворца римлянами после смерти папы[453]. Но дело здесь также в том, что после Гонория III подавляющее большинство понтификов умерли вне стен Города из-за постоянных разъездов курии[454]. Ничего не известно и о грабежах в апостольском дворце в Авиньонский период (1308–1378)[455]. Напротив, впервые в истории папства сохранение дворца от опасностей, исходящих из внешнего мира, не представляет никаких трудностей для камерария и кардиналов, ответственных за корректную работу курии до избрания нового папы[456].

Во второй половине XV века, когда папы стали регулярно уходить из жизни в Риме, хроники все чаще рассказывают о восстаниях и беспорядках[457]. Известие о смерти папы по-прежнему вызывает «хаос», но, если присмотреться, воровство направлено не на «папское добро», как в предшествующие столетия (885, 1054, 1227 гг.)[458]. Когда не стало Сикста IV (12 августа 1484 г.), молодые люди группами отправились к дворцу графа Джироламо Риарьо, племянника папы, и опустошили его, не пощадив ни двери, ни окна. Другие побежали в Кастель Джубилео, где велось хозяйство графини Катерины Сфорца Риарьо, и «украли сто коров, всех коз, много свиней, ослов, гусей и кур графини, большое количество солонины и голов пармского сыра». Вернувшись в Рим, они вскрыли зернохранилища Сан Теодоро и Санта Мария Нова. Тем временем Баттиста Коллероссо с сыновьями захватили пекарню около Сант Андреа делле Фратте и убили ее владельца[459]. 8 августа 1559 года, узнав о смерти Павла IV, римляне «помчались к тюрьмам и, сорвав двери, всех повыпускали, так же они поступили в Инквизиции, заявив, что там томились не только еретики, однако еретиков выпускали только после клятвы, что те примкнут ко Святой Церкви и к христианской вере: так они поступили, чтобы не выглядеть в глазах еретиков и всех остальных противниками религии… В тот же день толпа побежала на Капитолий, где разбила мраморную статую папы, поставленную ему тремя месяцами раньше. Отбитую голову с митрой мальчишки катали по городу на всеобщее посрамление, а потом бросили в реку»[460].