Я был секретарем Сталина - Борис Бажанов

Попав в Политбюро, будучи все время в контакте с членами Политбюро, все время на виду у Сталина, Маленков делает постепенную, но верную карьеру. К тому же он верный и стопроцентный сталинец. В 1934 году он становится помощником Сталина, в 1939 году – секретарем ЦК, в 1947 году – кандидатом Политбюро, в 1948 году членом Политбюро, а в последние годы перед сталинской смертью – первым заместителем Сталина, и как первый секретарь ЦК, и как председатель Совета министров, то есть формально вторым человеком в стране и наследником Сталина. Правда, по смерти Сталина наследство не вышло, в наследники Политбюро его не приняло, и он остался только председателем Совета Министров. Через три года – в 1956-м при попытке сбросить Хрущева он власть потерял и стал где-то в провинции директором электрической станции.

Уйдя из Политбюро, я продолжаю все же числиться за секретариатом Сталина, стараясь делать в нем как можно меньше и делая вид, что основная моя работа теперь в Наркомфине. Но до конца 1925 года я продолжаю секретарствовать в ряде комиссий ЦК, главным образом постоянных. Меня от них долго не освобождают – от секретаря в них спрашивается солидное знакомство со всем прошлым содержанием их работы. Только в начале 1926 года я могу сказать, что я из ЦК окончательно ушел. Сталин к моему уходу равнодушен.

Забавно, что никто не знает толком, продолжаю ли я быть за сталинским секретариатом или нет, ушел я или не ушел, а если ушел, то вернусь ли, (так бывало с другими – например, Товстуха как будто ушел в Институт Ленина, ан смотришь, снова в сталинском секретариате, и даже прочнее, чем раньше). Но я-то хорошо знаю, что ушел окончательно; и собираюсь уйти и из этой страны.

Теперь я смотрю на все глазами внутреннего эмигранта. Подвожу итоги.

В большевистской верхушке я знал многих людей, и среди них людей талантливых и даровитых, немало честных и порядочных. Последнее я констатирую с изумлением. Я не сомневаюсь в будущей незавидной судьбе этих людей – они по сути к этой системе не подходят (правда, мне бы следовало также допустить, что и судьба всех остальных будет не лучше). Они втянуты, как и я, в эту огромную машину по ошибке и сейчас являются ее винтиками. Но у меня уже глаза широко открыты, и я вижу то, чего почти все они не видят: что неминуемо должно дать дальнейшее логическое развитие применения доктрины.

Как я вижу и понимаю происходящую эволюцию и пути развития власти и ее аппарата?

Здесь два разных вопроса. Во-первых, механизм власти, истинный механизм, а не то, что выдается за власть по тактическим соображениям. Переворот произведен ленинской группой профессиональных революционеров. Захватив власть и взяв на себя управление страной, национализировав и захватив все, она нуждается в огромном и многочисленном аппарате управления, следовательно, в многочисленных кадрах партии. Двери в партию широко открыты, и интенсивная коммунистическая пропаганда легко завоевывает и привлекает массы людей. Страна политически девственна; первые же фразы партийных агитаторов и пропагандистов, произнесенные перед простыми людьми, никогда не размышлявшими над политическими вопросами, кажутся им откровением, вдруг открывающим глаза на все важнейшее. Всякая другая пропаганда, говорящая что-то иное, закрывается и преследуется как контрреволюционная. Партия быстро растет за счет новых верующих политически неискушенных людей. Ими наполняются все органы разнообразной власти – гражданской, военной, хозяйственной, профсоюзной и т. д. В центре – ленинская группа, возглавляющая многочисленные ведомства и организации. Формально она правит через органы власти, носящей для публики название советской, – народные комиссариаты, исполкомы, их отделы и разветвления. Но их много, и центр должен охватить не только всю их гамму, но и все, что в них не вмещается; коминтерны и профинтерны, армию, газеты, профсоюзы, пропагандный аппарат, хозяйство и т. д., и т. д. Это возможно только в Центральном комитете партии, куда входят все главные руководители всего. А Центральный комитет громоздок и широк, нужна небольшая руководящая группа, и вот уже выделяется для этого Политбюро, которое заменяет Ленина с его двумя-тремя помощниками, правившими первые два года (Ленин, Свердлов, Троцкий). Политбюро, избранное в марте 1919 года, быстро становится настоящим правительством. В сущности, для Ленина и его группы это пока еще ничего не меняет, только упорядочивает дело государственного управления. По-прежнему управление происходит через органы, называемые советской властью. Во все время Гражданской войны в этой схеме происходит мало изменений. Партийный аппарат еще в зачатке, и функции у него обслуживающие, а не управительные. Дело начинает меняться с окончанием Гражданской войны. Создается и быстро начинает расти настоящий партийный аппарат. Тут централизаторски объединяющую деятельность в деле управления, которую выполняет Политбюро в центре, начинают брать на себя в областях областные и краевые бюро ЦК, в губерниях – бюро губкомов. А в губкомах на первое место выходит секретарь – он начинает становиться хозяином своей губернии вместо председателя губисполкома и разных уполномоченных центра. Новый устав 1922 года дает окончательную форму этой перемене. Начинается период «секретародержавия». Только в Москве во главе всего не генеральный секретарь партии, а Ленин. Но в 1922 году болезнь выводит Ленина из строя; центральной властью становится Политбюро без Ленина. Это означает борьбу за наследство. Зиновьев и Каменев, подхватившие власть, считают, что их власть обеспечена тем, что у них в руках Политбюро. Сталин и Молотов видят дальше. Политбюро избирается Центральным комитетом. Имейте в своих: руках большинство Центрального комитета, и вы выберете Политбюро, как вам нужно. Поставьте всюду своих секретарей губкомов, и большинство съезда и ЦК – за вами.

Почему-то Зиновьев этого не хочет видеть. Он так поглощен борьбой за уничтожение Троцкого по старым ленинским рецептам – грызни внутри ЦК, что сталинскую работу по подбору всего своего состава в партийном аппарате (а она длится и 1922, и 1923, и 1924, и 1925 годы) он не видит. В результате в 1922, 1923 и 1924 годах страной правит тройка, а в 1925 году, с ее разрывом, – Политбюро. Но с января 1926 года Сталин после съезда пожинает плоды своей многолетней работы – свой ЦК, свое Политбюро – и становится лидером (еще не полновластным хозяином, члены Политбюро еще имеют вес в партии, члены ЦК еще кое-что значат). Но пока шла борьба в центре, секретародержавие на местах окончательно укрепилось. Первый секретарь губкома – полный хозяин своей губернии, все вопросы губернии решаются на бюро губкома. Страной правит уже не только партия, но партийный аппарат.

А дальше? Куда это растет?

Я хорошо знаю Сталина – теперь он на верном пути к усилению своей единоличной власти. Теоретически свержение его возможно только через съезд партии – он прекратит созывать съезды, когда вся власть будет в его руках. Тогда будет только одна власть в стране: уже не партия и не партийный аппарат, а Сталин и только Сталин. А управлять он будет через того, кого найдет более удобным. Через Политбюро или через своих секретарей.

Но какова будет судьба всех этих масс партийцев, которую партия впитала после революции и о которых была речь выше? Мы сможем о ней гадать, разобравшись во втором вопросе.