Когда сядет солнце - Татьяна Морец

переживаниями, что одолевают меня. Получить поддержку и дать ее им.

И сообщить, что жива. Но я и на это не имею права в своей новой жизни.

Пока я тут пью, ем и наслаждаюсь, родные оплакивают меня.

Как они? Смирились ли хоть немного? Хорошо ли у них со здоровьем? Как и где живут? Я ничего не знаю…

Меня беспокоили и раньше эти вопросы, но я не разрешала себе погружаться в печаль. Какой смысл, если ничего не могу изменить.

Я держала мысли о родных глубоко в себе, старалась не думать, не чувствовать, просто утрамбовала, запихнула их глубже. Прятала в первую очередь от себя самой. А сегодня вместилище беспокойства и тоски дало течь, и тревога давит, топит своей безысходностью. Закрываю ненадолго глаза и дышу, стараясь прогнать резко накатившую тошноту.

На добрые слова и поздравления вновь киваю, пытаясь выразить радость.

Вижу, как хмурится Зейрашш, он первый заметил мое состояние.

Я помню, что без Шанриасса погибла бы. И помню то, как он мне дорог. Сейчас это якорь для меня, за который держусь и цепляюсь из последних сил.

Вдох. Скорее бы мероприятие закончилось. Я спрячусь в каюте. Отойду. Справлялась же раньше? И снова смогу.

Сама не замечаю, как по щекам сбегают слезы. Понимаю это, когда Шанриасс бережно их вытирает и встревоженно вглядывается в мое лицо.

Пара минут, Шан сворачивает празднество и уводит меня в каюту.

– Рай, что с тобой, родная? – спрашивает он с таким беспокойством, что на меня накатывает сожаление.

– Прости, – хмурюсь и расстроенно сиплю. – Я не хотела портить тебе праздник.

– Мне? Это наш праздник, Рай. – В его голосе отчетливо слышится опасение. – Ты передумала и жалеешь?

– Конечно же нет! – убежденно заявляю я, и это правда.

Бесцельно перемещаясь по комнате, пытаюсь передать, почему меня так накрыло.

– Я смотрела на твою семью, а видела свою. Три долгих года они верят в то, что я мертва или пропала без вести. Это почти одно и то же. Родные мои немолоды. Деду уже сто девять. Сколько ему осталось? Мы не живем так долго, как вы. И, кроме меня, у них никого нет.

Шанриасс меня останавливает и бережно прижимает к себе. Утыкаюсь в него лбом, заполняя легкие его ароматом. Меня он успокаивает.

– Мне очень жаль, Рай, что ты не можешь сейчас быть с ними. Надеюсь, это изменится.

Задумчиво закусываю губу.

– Есть возможность кое-что узнать для меня? Информацию о моих родителях и дедушке. Как они сейчас, все ли в порядке, где живут, работают. Хотя бы минимум, – прошу я, испытывая огромное чувство вины.

По какой причине я не спросила раньше? Хотя бы просто узнать о них. Но я думала все время, что и это под запретом.

– Я и сам мог бы догадаться. – Теперь уже он хмурит брови. – Поговорю с Анишшассом. Мы не можем просто так бродить по вашим сетям извне Коалиции. Обычно брат организовывает сбор информации по запросу. Ты голодна?

Киваю. Не то чтобы я хотела есть, просто нужно отвлечься.

Стаскиваю с себя шаровары и тунику, надеваю майку, поданную мне из шкафа. Прическу оставляю как есть. Шанриасс только вытаскивает из моих волос цветы.

Потом я что-то ем, не особо чувствуя вкуса.

Чуть позже, завернутая в кокон из покрывала, засыпаю.

* * *

Смотрю на часы – мало я спала. Получается, уснула и почти сразу проснулась.

Дверь в кабинет приоткрыта, из щели в спальню падает полоса желтого света. Что тоже навевает мне воспоминания о детстве. Тогда, в старом домике, я спала в гостиной рядом с кухней. Дверей не было, и уютный свет проникал сквозь шторку. Дед и папа допоздна засиживались за чаем, а иногда чем покрепче, разговаривая часами. И под их тихую речь, глядя на этот свет, я засыпала, вдыхая запах дров в печи. И счастья.

Из кабинета доносится тихий голос Шанриасса. Он находится там со средним принцем.

– Анишшасс, выручай! Найди информацию о родне Рай. Очень нужно. Амалия Горслей – врач-микробиолог. Виктор Горслей – врач общей хирургии. Адам Горслей – врач общей хирургии. Они все земляне. Жили на Земле или Первой орбитальной.

– Почему раньше не спросил? На девочке лица сегодня не было, так распереживалась. Красивая она у тебя. В нарядах наших и с такой осанкой – настоящая жена принца. Готовилась для тебя, старалась, – назидательно произносит Анишшасс.

– Не подумал я, брат, моя вина. И Рай… она закрытая. Все в себе старается пережить и справиться сама. Она думала, что нельзя. А где был мой ум?

– Так работай над этим, моральное спокойствие твоей жены – тоже твоя ответственность, – довольно жестко припечатывает его Анишшасс.

– Согласен. Расслабился и недоглядел.

Пока длится молчание, просто застываю с открытыми глазами. Я не знаю, сколько требуется времени на поиск.

– Данные пришли, – угрюмо ломает тишину брат Шана.

Полминуты молчания превращаются в бездну.

Выпутываюсь из одеяла, сажусь. Сердце бьется, как сумасшедшее, в дурном предчувствии.

Нет, пожалуйста, нет!

– Сам скажу, – тяжело вздыхает Шанриасс, и я слышу звук отодвигающегося кресла.

Встаю. Почти не чувствуя ног.

– Рай, ты не спишь? – удивляется он, наткнувшись на меня у двери.

– Говори! – безжизненным голосом требую я.

– Рай, твои папа и дед в порядке. Но когда взорвался «Фрэнсис Дрейк», твоя мама… она не справилась с этим.

– Что с ней? – спрашиваю онемевшими губами. Уже зная правду.

Наверное, мое бедное сердце перестало биться в этот момент.

– Мне очень жаль, – тихо шепчет он, пытаясь заключить меня в объятия.

Почти на автопилоте отталкиваю его, одеваюсь в первое попавшееся из шкафа. Натягиваю обувь.

Шан пытается меня ненавязчиво обнять, утешить, задержать.

Перестаю осознавать реальность сейчас. Знаю, что мне необходимо уйти.

– Я в свою каюту, извини, но мне нужно побыть одной, – отстраненно оповещаю Шанриасса.

– Я могу уйти и оставить тебя здесь, – мягко предлагает мне он.

– Нет, – жестом останавливаю его.

Нет. Пойду к себе.

Не глядя на Шана, ухожу. Невыносимо требуется воздух, но на звездолете мне некуда деться.

Я в ловушке. Снова.

Как и прежде, заперта и ничего не могу изменить.

Задыхаюсь, пока иду. Ничего не замечая, добираюсь до каюты. Не помня и не видя, встречался ли кто на моем пути.

И только попав внутрь и захлопнув дверь, без сил сползаю вниз по стене. И, скорчившись на полу, больше не сдерживаю рыдания.

Мама… мамочка…

Прости…

Глава 40

Брешь

Я смутно помню последние дни.

Помню, как переползла на свою кровать и никак не могла остановить горькие