Последний штрих к портрету - Людмила Мартова

– Узнала? – спросил он, и она, сглотнув, кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Я зайду?

Она кивнула, пропуская его в квартиру.

К счастью, Мишка был в университете и до его возвращения, Маша глянула на часы, оставалось еще часа два, не меньше. Он заметил ее манипуляции с часами, как замечал все и всегда.

– Торопишься?

Она отрицательно качнула головой, даже не соврав. Два часа – это очень много, когда речь идет о том, что может рухнуть вся жизнь. Ее бывший любовник прошел на кухню, сел у стола, положив на столешницу переплетенные пальцы. Маша обратила внимание на то, что татуировки исчезли. Теперь между большим и указательным пальцами правой руки не было паука, а на безымянном перстня, зато кисть была обожжена то ли кислотой, то ли огнем. Он перехватил ее взгляд.

– Я теперь законопослушный бизнесмен, Маруся. А у законопослушных бизнесменов татуировок не бывает, а вот химических ожогов может быть сколько угодно.

– А звезды на ключицах тоже свел? – вырвалось у Маши прежде, чем она подумала, чем может быть чревато подобное любопытство.

Он усмехнулся и начал расстегивать рубашку.

– Не надо!

Сидящий перед ней мужчина обнажил грудь, на которой с двух сторон имелись аккуратные ровные шрамы, а вот восьмиконечных звезд – знаков отличия вора в законе – нет, не было. Удостоверился, что она все разглядела, неторопливо застегнулся обратно, ухмыльнулся лениво, словно насмехаясь над ее страхом.

– Давай расставим все точки над «i», Маруся. Я не собираюсь тебе вредить. И возвращать тебя не собираюсь тоже. Нам обоим это невыгодно. Ты замужем и, насколько я понимаю, боишься, что твой наивный щенок-муж узнает о богатом прошлом супруги. Не бойся, я ничего ему не скажу. Но и мне от тебя нужна ответная любезность.

– Какая? – Маша немного воспряла духом, успокоенная его словами о том, что он не собирается ее возвращать. Зимин никогда не бросал слов на ветер, было у него такое хорошее качество.

– Я отпускаю тебя, отдаю мужу, потому что Мария Ковалева была любовницей бандита Дмитрия Зимина, и ее не могут видеть рядом с бизнесменом Вадимом Ветровым. Так меня сейчас зовут. Документы в порядке, внешность я поменял, многих из тех, кто хорошо меня знал и мог бы узнать в любом обличье, уже нет в живых, так что я ничем не рискую, вернувшись в Москву и начав новую жизнь. Пожалуй, единственный человек, который мог бы меня опознать и выдать, – это ты, вот я и пришел договариваться, чтобы ты этого не делала.

– Разумеется, я не буду этого делать, – сказала Маша спокойно. – Кроме того, у нас теперь с тобой такая разная жизнь, что мы вряд ли можем где-нибудь пересечься. Ты – солидный бизнесмен с соответствующим кругом общения. Я помогаю родителям с маленьким скромным бизнесом, мой муж студент и, как ты сам понимаешь, я избегаю тех публичных мест, где меня может кто-нибудь узнать как твою любовницу. Мы очень скромно живем, Дим.

– Вадим, – поправил он. – А точнее, Вадим Алексеевич. У нас с тобой слишком большая разница в возрасте, чтобы вы могли обращаться ко мне просто по имени. Ты и твой муж.

– Надеюсь, нам не придется никак к тебе обращаться.

– А вот тут ты ошибаешься, – он снова улыбнулся, и эта улыбка вернула его прежнего – холодного и расчетливого бандита Дмитрия Зимина, для которого, при всем его хорошем отношении к Маше, не составляло особого труда убить человека. Разумеется, если это было для чего-то нужно. – Мы будем видеться, хотя и не очень часто. Дело в том, что нам придется встречаться в квартире Аглаи Тихоновны Колокольцевой. Я теперь друг семьи, а ты и твой муж – родственники. Поэтому рано или поздно мы пересечемся за одним столом и будем вести себя как только что познакомившиеся люди.

– Погоди, я не поняла. Ты вхож в дом к Колокольцевым? Зачем?

– Видишь ли, Аглая – моя одноклассница. А я на старости лет становлюсь сентиментален. Я и раньше не упускал ее из виду благодаря тебе, разумеется. Ты дружила с Ольгой, – тут на его лицо набежала короткая тень, природы которой Маша не поняла, – потом охотно и часто общалась с Аглаей, поэтому я мог получать через тебя всю необходимую мне информацию. У Вадима Ветрова такой возможности нет, поэтому мне пришлось стать пациентом Аглаи, а затем и подружиться с ней.

– И она тебя не узнала?

– Нет. Мы с ней в школе были не очень-то дружны. Более того, мы олицетворяли собой классическое сочетание «барышня и хулиган». В нашем классе были две категории учеников – дети зэков и дети вертухаев. Мой отец был зэк, и я, как ты знаешь, полностью повторил его судьбу. Ее отец был начальником колонии, а потом партийным бонзой. Я Аглаю Колокольцеву ненавидел, она меня боялась. О-о-о, это, кстати, одно из самых сладостных моих воспоминаний детства. Она так меня боялась, что не смела глаз поднять. Думаю, что она все эти годы всячески изгоняла из памяти мое лицо, да и для человека, который не видел меня с семнадцати лет, изменился я очень сильно, ты не находишь?

– Да, ты сильно изменился, – согласилась Маша. – Но я не могу понять, зачем тебе дружить с Колокольцевой, если ты так сильно ее ненавидел?

– Говорю же, я к старости становлюсь сентиментален. Сейчас-то я понимаю, что ничего плохого мне эта девочка и ее семья в общем-то не сделали, скорее, наоборот, но сейчас не об этом. Главная причина в том, что Аглая была лучшей подругой Иры Птицыной.

– Твоей первой женщины, которую ты любил всю жизнь?

– Почему любил? Люблю. Я люблю ее всю жизнь, ее одну. Она меня в молодости, конечно, кинула, зараза, – в его голосе прозвучали нотки искреннего восхищения. – И если уж жизнь так сложилась, что Дмитрий Зимин не может быть рядом с Ирой Птицыной, то Вадим Ветров вполне может быть рядом с Аглаей Колокольцевой. В конце концов, у нас общее прошлое, а значит, и будущее тоже может быть общее. Надо признать, есть в этом значительная доля иронии.

– Ты, может, еще на ней и женишься? Вадим Алексеевич Ветров?

– А ты ревнуешь? – осклабился он. – Не надо, я же не ревную к тому, что ты теперь замужняя дама и ждешь ребенка.

Маша густо покраснела, теряясь, как он мог догадаться. Срок у нее был еще совсем маленький, они с Мишкой даже родителям пока ни о чем не сказали.

– Я не женюсь, Машка. Я тебе много лет назад сказал, что не могу жениться. Такие, как я, не женятся. Да, у меня новое лицо и документы на другое имя, но те люди, которые принимают решения, они знают правду. Они могут простить мне желание оставить дела и уйти в бизнес, в конце концов, сейчас многие так поступают. Но нарушения основных воровских законов мне не простят. Так что я просто буду с Аглаей рядом. Или ты против?

Можно подумать, от Машиного желания что-то зависело. Разумеется, будь у нее выбор, она бы предпочла никогда больше не видеть Зимина-Ветрова и уж тем более не встречаться с ним на семейных торжествах, но выбора не было. Значит, надо заключать пакт о ненападении.

– Хорошо, Вадим Алексеевич, – сказала Маша, официальным обращением давая понять, что готова соблюдать правила игры. – Я ничего не скажу Аглае Тихоновне о том, кто вы такой. Вы ничего не скажете ни ей, ни моему мужу о том, что мы с вами были близко знакомы целых четыре года. Мы «познакомимся» на первом же дне рождения, на котором окажемся вместе, и будем взаимно вежливы, но не более того. Кроме того, через некоторое время после нашего знакомства вы поймете, какой хороший парень мой муж, и устроите его на работу в свою фирму. У вас же бизнес, не так ли? Вот вы и дадите дорогу дальнему родственнику своего дорогого друга Аглаи Тихоновны Колокольцевой. Договорились?