Последняя крепость Рейха - Андрей Васильченко

Если говорить о самом входе советских войск в Бреслау, то в 21 час 6 мая 1945 года это не было массовым явлением. Поначалу на улицах стали появляться лишь советские офицеры, в частности в Николаевском пригороде. Собственно войска вошли в город уже ближе к полуночи. Первые офицеры Красной Армии, которые появились на улицах Бреслау, по воспоминаниям очевидцев, вели себя осторожно и даже вежливо. Нет никаких сомнений в том, что они пытались наладить контакт с местным населением. Собственно настороженность была оправданной. Местное население, опасаясь голода, начало растаскивать провиант. Кроме этого, комендатура крепости решила уничтожить все запасы алкогольной продукции, чтобы тем самым обезопасить жителей от пресловутого «пьяного насилия русских». Вино, пиво и шнапс выливались прямо в сточные канавы, которые превращались в некие винные реки.

Идиллическая фотография, изображающая окончание боев за Бреслау

Поначалу в городе было достаточно тихо. Хорниг вспоминал, что около часа ночи стал слышен гул голосов и топот множества сапог. Части Красной Армии вступали в город с различных направлений. Они должны были встретиться где-то у Кольца. После этого момента город наполнился «русским ликованием», которое многим немцам напомнило новогодние праздники, проходившие в Бреслау до войны.

В послевоенной Западной Германии вышло множество книг, в которых живописались эксцессы на занятых советскими войсками территориях. В книге Понтера Бедекера «Горе побежденным» есть кусочек, который в этой связи посвящен Бреслау. И через три недели после падения крепости Бреслау руины продолжали дымиться. То там, то здесь ветер раздувал тлеющие угли в языки пламени. Над городом витал запах запустения и смерти. Во время осады погибло 40 тысяч мирных граждан. Многие не были погребены, многие лежали в подвалах обрушившихся домов. Через руины и обломки вели еле заметные тропы. По большей части улиц невозможно было пройти, а часто невозможно было их узнать. В этой пустыне в конце мая 1945 года торговец недвижимостью житель Бреслау Б.Ф. искал свое жилище. Он рассказывал: «Дом моего сына был сровнен с землей. Восемь из принадлежавших мне домов постигла та же участь. По углам улиц на стульях сидели русские солдаты. То там, то здесь, развлекаясь, они стреляли вдоль улиц из автоматов. Наша квартира и моя родина, все, все было стерто навсегда и бесследно».

Во многие дома, которые не были повреждены войной, вселились русские солдаты и офицеры. В руинах Бреслау, в подвалах и развалинах, поселились тысячи женщин, детей и стариков. Большинство из них ходило в лохмотьях и ночевало где-нибудь на разодранных матрасах. Дни они проводили в поисках пищи. Голод царствовал в Бреслау. Немцы — женщины, дети, старики — обыскивали развалины, переворачивали камни в разрушенных квартирах, откладывали в сторону балки, залезали в подвалы. Они искали консервы, испорченный, заплесневелый хлеб, но часто после долгой тяжелой работы, освободив вход в очередное помещение, они натыкались на трупы. Голодающих немцев сразу же после капитуляции русские направили на так называемые исправительные работы. Многие женщины, мужчины и старшие дети по многу часов в день своими руками очищали улицы от обломков. Среди них было много тех, кто два месяца назад был вынужден расчищать взлетную полосу для гауляйтера Карла Ханке. Житель Бреслау В.Ф. сообщал: «Эти женщины, одетые в лохмотья, уже мало походили на женщин. Они были абсолютно неухожены. Несмотря на это, они постоянно подвергались произволу солдат». Война закончилась, но насилие продолжалось. Житель Бреслау железнодорожный служащий Адольф Вальда слышал, как ночью над Бендер-плац гремели выстрелы: «Русские солдаты охотились на женщин». А торговец недвижимостью Б.Ф. сообщал: «Как только темнело, во мраке раздавались крики женщин о помощи и повсюду царил ужас. Мать не могла защитить дочь, и наоборот. Впрочем, были и женщины, добровольно принимавшие советских офицеров, готовившие им пищу, обстирывавшие их и обшивавшие. За это они получали продукты». В общественном госпитале Бреслау по приказу советской комендатуры была оборудована станция для женщин с венерическими заболеваниями. Торговец недвижимостью Б.Ф.: «Перед госпиталем стояла очередь, достойная жалости».

Часто оставшиеся в Бреслау немцы командировались русскими на различные работы, которые выполнялись с особой горечью: они должны были вытаскивать остатки того, что война оставила им в подвалах и квартирах, складывать по краям улиц, а потом грузить на советские машины. Свидетель B.C. писал: «Непрерывно приезжали русские и требовали предметы на вывоз, например пианино, швейные машинки, гардеробы, спальные гарнитуры, велосипеды, пишущие машинки». Высоко нагруженные, советские грузовики двигались к вокзалу. Там добычу перегружали в вагоны и отправляли в Россию. В Бреслау русские, как и во всей Восточной Германии, с чрезвычайной основательностью преследовали цель вывезти по возможности все, что представляет какую-либо ценность, к себе, прежде чем они передадут власть Польше.

1 июля 1945 года во главе городского управления встал польский гражданский комиссар. Будни немцев в силезской столице стали невыносимыми. Житель Бреслау X., которого русские после оккупации назначили окружным бургомистром, сообщал: «К злоупотреблениям русских оккупационных властей добавился теперь произвол вооруженных польских молодчиков совершенно других мотивов, полностью понятных нам, антифашистам, если они не затрагивали нас самих… Все же и здесь проявились положительные силы русской военной администрации, русская военная комендатура часто откликалась на просьбы и предоставляла охрану и защиту от насилия со стороны поляков».

Устанавливается новая граница между Польшей и Германией. Силезия вместе с Бреслау отходит полякам

Польские банды, как вспоминает обойщик Георг Фрич из Бреслау, взламывали склепы городского кладбища и выбрасывали гробы. Затем уютно размещались в склепах на жительство. Из склепов они совершали разбойничьи вылазки, а в кладбищенских стенах прятали свою добычу. Одного немецкого пастора ограбили во время похорон, бандиты у могилы сняли с него ботинки.

«Сначала, — сообщал окружной бургомистр X., характеризуя отношения между поляками и советскими солдатами, — когда русским стало известно, что Бреслау и Силезия становятся польскими, они поджигали целые жилые кварталы в бешенстве от того, что они клали свои жизни за завоевание этой земли и этого города, а теперь плоды их победы оспариваются бандой мародеров, корчащих из себя таких победителей, которых прежде них не бывало. Даже несколькими неделями позже, когда отношения успокоились, то здесь, то там можно было увидеть занимающиеся огнем дома, подожженные русскими».

Вооруженная польская милиция была авангардом польского гражданского населения, которое теперь, через несколько недель после принятия гражданской власти новыми хозяевами, устремилось в Бреслау. Немцы должны были уступать им место, оставлять квартиры, сдавать предприятия. Торговец недвижимостью Б.Ф. и его жена были изгнаны из квартиры, которую они с большим трудом снова кое-как смогли обжить. К ним пришли солдат и гражданский: «Солдат направил мне в грудь автомат и сказал: „То же самое, что немцы делали в Польше. Даю семь минут времени, теперь шесть, теперь пять!..“ Торговец пожаловался польскому бургомистру. Бургомистр ответил: „Для немцев больше нет собственности!“»