Без аккомпанемента - Марико Коикэ

Для следствия было очень важно выяснить, действительно ли четырнадцатого декабря Ватару до девяти часов вечера находился в доме моей тетки в четвертом северном квартале, поскольку в дальнейшем именно это алиби позволило дать правильную оценку его «чистосердечным признаниям».

Тело Эмы было обнаружено утром пятнадцатого декабря, в углу двора на территории храма Риннодзи. Первым ее увидел настоятель храма, который тут же сообщил о случившемся в полицию. В момент обнаружения Эма лежала под деревом, лицом вверх, и ее руки были скрещены на груди. Подол плиссированной юбки в шотландскую клетку аккуратно расправлен, глаза закрыты. Настоятель в первый момент подумал, что кто-то выбросил нового манекена — настолько опрятным выглядело ее тело. Рядом с ней лежала сумочка, в которой был набор косметики, кошелек красного цвета, футляр для проездного, носовой платок, жевательная резинка и разные мелочи. При этом в футляре для проездного никакого проездного не было, а вместо него было вставлено удостоверение студентки женского колледжа М, несколько отрывных билетов на автобус и клочок бумаги с записанными на нем телефонными номерами. Это был номер «Сэнгэндо», где жила Сэцуко Домото, номер телефона моей тетки и несколько номеров институтских приятелей и бывших одноклассниц.

Прежде всего полицейские позвонили Сэцуко Домото, поскольку ее номер был записан первым. Они сообщили ей о смерти Эмы и попросили ответить на несколько вопросов. В тот момент полиция еще не знала о существовании Юноскэ и Ватару. Сразу после того, как Сэцуко поделилась со мной страшной новостью, мне тоже звонили из полиции, только я этого уже не помнила, потому что была не в себе. К телефону подошла тетка, она же и рассказала мне потом про этот звонок.

Тело Эмы было немедленно направлено на судебную экспертизу, которая показала, что причиной смерти стало удушение. Предположительно смерть наступила четырнадцатого декабря, между восьмью и девятью часами вечера. Исходя из того, что на подошвах Эминых ботинок не было ни земли из храмового сада, ни снега, а на месте обнаружения трупа отсутствовали следы борьбы, с самого начала следствие сделало вывод, что преступник задушил ее где-то в другом месте и только потом перенес тело на территорию храма.

Рядом с трупом были найдены подозрительные отпечатки обуви. Заметить их не составило труда, из-за того что с обеда предыдущего дня и почти до вечера следующего шел снег. Это были следы мужских кроссовок сорокового размера.

Смерть Эмы, близкого мне человека, без сомнения стала для меня огромным ударом, но когда я вспоминаю о событиях, которые последовали за этим, то прихожу к выводу, что этот шок, и все, что было связано с гибелью Эмы, — все на самом деле оказалось второстепенным. Не успела я до конца прочувствовать всю глубину моего потрясения, как меня вызвали в полицию и подвергли подробным расспросам. С какими молодыми людьми встречалась Эма Такамия? С одним или с несколькими? А насколько вы были близки с Эмой Такамией? О чем последнее время разговаривали при встречах? Знали ли вы о том, что Эма была беременна? Есть ли у вас какие-то догадки насчет того, кто может быть отцом ее ребенка?

Как это ни парадоксально, но только после того, как Эмы не стало, я вдруг поняла, насколько одинокой она была при жизни — у нее совсем не было друзей. Пытаясь определить круг общения Эмы, полиция не смогла выведать почти ничего. Все, что у них было, — показания, которые дали Сэцуко и я. Пожалуй, если не считать Сэцуко, я была единственным человеком, которого Эма могла назвать своим другом. И это Эма! Открытая, доверчивая Эма, которая, казалось, могла заводить себе друзей, не прилагая никаких усилий… Эта самая Эма умерла в полном одиночестве, никому, кроме меня, не поведав о том, что происходило у нее с Юноскэ.

Из-за сильного волнения у меня начала проявляться анемия. Я заскочила в туалет полицейского управления, где стошнила все, что ела в этот день на завтрак. Следователи отнеслись ко мне с сочувствием, сказав, что мое волнение абсолютно естественно. Виданное ли дело, в разгар подготовки к вступительным экзаменам у девочки убивают лучшую подругу!

Я рассказала полиции о том, что Эма встречалась с молодым человеком по имени Юноскэ Сэки. И не только я. Разумеется, отвечая на вопросы следователей, Сэцуко тоже называла это имя. А с чего бы нам было молчать? Кроме нас об этом знал — до боли хорошо — только Ватару, но после происшествия он куда-то скрылся, и связаться с ним было решительно невозможно.

Мало того, что Юноскэ исчез, так еще заодно с ним и Ватару. Я буквально сходила с ума. У меня с самого начала были подозрения, не Юноскэ ли убил Эму. С того самого момента, когда Сэцуко по телефону сказала мне, что Эму убили, я знала, кто ее убил. И еще я знала, почему Ватару решил скрыться.

Как только полиция услышала про Юноскэ, то сразу же приступила к активным действиям. Это и понятно. Юноскэ был отцом ребенка, которого Эма носила во чреве, и даже если это было не более чем Эминой выдумкой, то, как минимум на основе моих показаний, главное подозрение все равно падало на него.

Разумеется, полиция сразу заинтересовалась и молодым человеком, который жил вместе с Юноскэ, а также был моим бойфрендом и братом Сэцуко. Но на начальном этапе следствия Ватару не входил в круг подозреваемых. Во-первых, во время убийства Эмы он был вместе со мной, а во-вторых, у него не было никаких видимых причин ее убивать. Я думаю, что поначалу никто не придавал серьезного значения тому, что сразу после убийства он тоже исчез, В первую очередь полиция искала Юноскэ, а не Ватару.

Наверное, я никогда в жизни не забуду, ни как начался тот день, четырнадцатое декабря, ни как я его провела.

С утра солнце еще выглядывало из-за облаков, но ближе к полудню налетели снежные тучи и повеяло холодом. На подготовительных курсах я прослушала одну лекцию до обеда и одну после обеда, а потом, когда уже пошел снег, немного посидела в аудитории для самостоятельных занятий. Учеба не шла, но, учитывая, что до вступительных экзаменов оставалось два месяца, я уже не могла позволить себе никаких поблажек.

Решив, что я не буду расставаться с Ватару, я смогла постепенно избавиться от того гнетущего состояния, в котором пребывала последнее время. Я думала о том, как, поступив в университет, уеду в Токио. И о том, как я буду мотаться между Токио и Сэндаем, и какими по-настоящему серьезными станут тогда наши отношения. И ни о чем другом я думать не могла.

У Эмы пошел пятый месяц беременности, однако из-за пышных форм ее груди округлившийся живот был со стороны почти незаметен. Если не присматриваться, можно было вообще не понять, что она беременна. Я не знаю, о чем на самом деле говорили между собой Юноскэ и Ватару, когда обсуждали Эмину беременность и предстоящие роды, но Ватару утверждал, будто бы Юноскэ принял твердое решение во всем считаться с желаниями Эмы. Я, правда, воспринимала его утверждения с определенной долей скептицизма. Если подумать — Юноскэ вряд ли мог так просто прийти к такому решению. Как раз в его положении надо было бы всеми правдами и неправдами тащить Эму в больницу и заставлять ее делать аборт. Однако при этом меня не удивляло, что Юноскэ повел себя именно так, а не иначе.