Вернуть истинную - Рина Беж

— Твой отец, Анила. Джейкоб Смит.

— Двуликий, — не спрашиваю, просто говорю, что чувствую.

— Совершенно верно, милая.

— А я? — голос проседает, а глаза увлажняются.

Золотинка вообще, кажется, от неожиданных новостей в обморок свалилась. По крайней мере, притихла знатно, даже дыхания не ощущаю.

— И ты — двуликая, Ани. Так же, как и твоя мама, — отвечает уже не незнакомец, а…

— Па-па, — выдыхаю по слогам, пытаясь распробовать вкус такого знакомого и одновременно незнакомого слова, — папа, — выдаю чуть громче и уверенней, когда теплая рука отца сжимает мою ослабевшую кисть.

— Правильно, родная, папа, — подтверждает мужчина.

Он медленно садится на край постели и приглашающе открывает объятия.

Каким бы сильным физически не был, но в этот момент он, как и я, испытывает волнение, а еще страх, что я не поверю, не приму его или откажусь. Вижу по чуть дрогнувшим рукам, чувствую по слегка сбивающемуся дыханию, знаю по внутренним ощущениям.

Глупости!

Без раздумий бросаюсь к отцу, закрываю глаза, делаю глубокий вдох и… ощущение, что я ДОМА, окутывает, как легкое пуховое одеяло, защищая и укрывая от холода, злобы и всего плохого, что есть в этом мире.

— Но как? — выпаливаю короткий вопрос, который содержит в себе еще сотню всяких: почему? Зачем? Как так?

— Все расскажу, милая, обязательно и очень скоро. Но сейчас давай-ка, Ани, одевайся и пойдем завтракать. Вон ведь какая худенькая, совсем крошка.

— Мне сорок три, вообще-то — хмыкаю, стирая две слезинки, сбежавшие из глаз от радости.

— Знаю, доченька, знаю, — говорит Джей… папа вроде как с улыбкой, но в глазах все равно заметна боль и грусть о каждом потерянном не годе… дне.

Глава 40

АНИЛА

Где-то в центральном округе.

Нейтральная зона

— Спрашивай, вижу же, что невтерпёж, — ломает в кривоватой улыбке губы Джейкоб.

Отец, пока даже мысленно спотыкаюсь называть его так, пусть и верю, что в будущем заминка сама собой исчезнет, по всей видимости не привык к демонстрации эмоций, зачерствел и только-только начал оживать.

Я еще не знаю подробностей его жизни, но по случайно оброненным фразам, мимике и отдельным моментам догадываюсь, как много испытаний выпало на его долю и сколько потерь он перенес.

— А вы с мамой были истинными? — выпаливаю вопрос, отодвигая пустую тарелку из-под яичницы с беконом в сторону, и сжимаю пузатую чашку с чаем обеими ладонями.

Эмоции зашкаливают так, что руки то и дело подрагивают. Я еще в самом начале пути к лавине откровений, но меня уже штормит и трусит от начала. Одно то, что мама родила меня, чудом уцелев в жутчайшей аварии, говорит о многом.

Золотинка тоже оживает. Подбирает лапы, усаживаясь поудобнее, и смешно склоняет голову на бок, топорща уши. Боится пропустить хоть слово.

Тебе тоже интересно? — подкалываю сосредоточенно притихшую волчицу.

А-то как же, обожаю истории про любовь, пусть и без счастливого конца, — произносит она без привычного ехидства. — А тут ведь родители, Ани.

Ро-ди-те-ли… — смакую такое непривычное, но очень теплое слово, рассматривая отца с каким-то волнительным трепетом.

Он — мой папа, тот, кто, не сомневаюсь, без раздумий первым кинется меня защищать и грудью закроет от опасности. Но почему-то сейчас мне до зуда под кожей хочется самой его обнять и подарить ласку, заботу и душевное спокойствие, которых он, как и я, был лишен все эти годы.

Мы ведь оба страдали, пусть и по-разному: я — от незнания и непонимания, а он с точностью до наоборот. И еще неизвестно, кому было сложнее.

— Истинными, дочка. Нам повезло с Мауки, мы встретили друг друга довольно молодыми. Мама, так уж точно. Влюбились практически сразу и без раздумий решили пожениться. Мои родители не были против, лишь радовались за нас, хотя некоторые посматривали косо, — хмурю брови, готовясь атаковать вопросами, но этого не требуется, отец все считывает по моим глазам. — Мой отец был контролером, сверхсильным оборотнем, с кем хотели породниться очень и очень высокие представители мира двуликих. Ты не представляешь, сколько раз мне подсовывали своих дочерей под совершенно немыслимыми предлогами разные толстосумы, желающие еще большей власти и денег. Надеялись на мою горячность и любвеобильность, присущую волкам.

— А ты?

— А я упорно искал свою единственную. И встретил ее на одном из скучнейших вечеров среди снобов. Мауки разносила напитки, подрабатывая после учебы официанткой. Я случайно выбил поднос у нее из рук, чем вызвал очень сильный гнев и отповедь на целых десять минут.

— Правда? А потом? — улыбаюсь, живо представляя маму, грозящую пальцем и отчитывающую отца.

Вот это зрелище! Уверена, оборотни были в шоке, — поддакивает Золя, как и я, стараясь вообразить каждый момент.

— А потом я похитил ее с этого вечера, и мы целую ночь гуляли по крышам Центрограда, держась за руки.

— Ты сразу почувствовал, что она — особенная для тебя? А что говорила мама?

— Мгновенно. Я и поднос-то тот дурацкий уронил, потому что меня ее аромат чуть не сбил с ног, — папа почти не улыбается, не привык, но черты лица смягчаются, мимические морщинки чуть углубляются, а глаза наполняются теплом и светом. — И мама тоже. Она после призналась, что отчихвостила меня по полной программе из-за того, что сильно растерялась в первый момент. На самом деле Мауки была очень тихой, доброй и нежной. А еще она очень сильно любила тебя. С первого дня, как узнала о беременности, ежедневно с тобой разговаривала, даже сказки старалась читать, хотя я смеялся и говорил, что нужно дождаться рождения. Мы очень сильно тебя ждали, Анила.

На глаза слезы наворачиваются, и я ничего не могу с ними поделать. Я не знала своей мамы и уже никогда не узнаю, но то, с какой любовью и теплотой о ней отзывается отец, как вспыхивают искорки в его мудрых глазах при звуках ее имени, уверяют меня, что она была самой удивительной, самой лучшей и особенной.

— Что произошло, папа? — спрашиваю, слегка прокашлявшись.

Напряжение от отца передается и мне, отчего голос проседает и забивается.

— Что ты знаешь про контролеров? — вместо ответа, Джейкоб задает свой вопрос и получает от меня однозначный ответ.

— Совершенно ничего, — мотаю головой. — Я и об оборотнях знаю не так много, потому что жила всю жизнь среди людей. И, папа, ты