От любви не спрячешься - Рейчел Гибсон

– Знаю, что потом буду жалеть. – Клер подошла к шкафу и достала пальто.

– Не будешь. – Себастьян улыбнулся одной из своих неотразимых улыбок – той самой, от которой в уголках зеленых глаз появлялись чудесные морщинки.

– Я буду паинькой, даже если ты начнешь умолять меня, чтобы я тебя опрокинул и залез сверху. – Он взял из рук Клер черное пальто и помог одеться. – А впрочем, если будешь умолять, возможно, и соглашусь. – Привычным движением Клер вытащила волосы из-под шерстяного воротника, даже не заметив, что Себастьян не торопился убирать руки с ее плеч. Она обернулась и посмотрела ему в лицо:

– Не надейся. Умолять не буду.

Он перевел взгляд на ее губы.

– Мне уже приходилось это слышать.

– Только не от меня. Уж я-то знаю, что говорю.

Себастьян снова посмотрел ей в глаза.

– Знаешь, женщины почему-то произносят много такого, чего вовсе не думают. А ты особенно. – Он отступил на шаг и засунул руки в карманы куртки. – Сумку будешь брать?

Клер сняла с вешалки сумку из крокодиловой кожи, повесила ее на плечо и первой вышла на крыльцо. Себастьян закрыл дверь, а она заперла ее на ключ.

– В центре, по-моему, есть салон гравюр и эстампов. – Вон подошел к «линкольну» с пассажирской стороны и открыл дверцу. – Думаю, с него и стоит начать.

Салон гравюр и эстампов представлял собой художественную галерею в сочетании с небольшим магазинчиком. Как-то Клер купила там несколько работ. А сегодня, медленно шагая вдоль стендов рядом с Себастьяном, она с интересом наблюдала, как тот рассматривал картины. Останавливался, склонял голову набок и зачем-то непременно поднимал одно плечо. Причем чаще всего останавливался возле изображений обнаженных моделей.

– Вряд ли Леонард повесит это у себя в доме, – заметила Клер, когда он надолго замер возле красавицы, лежащей на животе среди скомканных белых простыней в лучах яркого солнца.

– Да, пожалуй, – согласился Себастьян. – А тебе что-нибудь понравилось?

Клер показала на изображение женщины в простом белом платье. Она спокойно стояла на берегу моря и держала на руках ребенка.

– Смотри, какое у нее выражение лица. Полное блаженство.

– Хм. – Себастьян на мгновение задумался. – По-моему, это скорее умиротворение. – Он подошел к пастели, на которой обнаженные мужчина и женщина сомкнулись в страстном объятии. – Я бы сказал, что вот у этой действительно счастливое лицо.

Если бы Клер считала возможным произносить на людях подобные слова, то возразила бы, сказав, что образ передает не счастье, а оргазм.

В конце концов, Себастьян выбрал подписанную автором, литографию: мужчина и мальчик стоят с удочками на берегу реки. Теперь предстояло купить подходящую рамку. На сей раз, Себастьян спросил мнение Клер и последовал ее совету. Однако с доставкой к Рождеству возникли проблемы: времени оставалось совсем мало. Клер сама не могла понять, почему вдруг она вызвалась забрать подарок накануне праздника.

Себастьян искоса взглянул на нее и слегка нахмурился:

– Спасибо, не стоит.

Клер улыбнулась:

– Обещаю на этот раз не украшать подарок розовыми ленточками.

Себастьян вытащил бумажник и задумался.

– Ну, если ты уверена, что найдешь время…

Двадцать четвертого декабря Клер как раз предстояло подписывать книги, так что ей все равно пришлось бы приезжать в центр.

– Обязательно найду.

– Спасибо. Честно говоря, гора с плеч: – Себастьян протянул платиновую карточку «Виза» и, как только продавец отошел, добавил: – Если бы я имел право на поцелуй, то непременно поцеловал бы тебя.

Клер повернулась и королевским жестом протянула ему руку. Но вместо того чтобы скромно притронуться губами к пальцам, Себастьян перевернул ее руку ладонью вверх, слегка приподнял рукав пальто и поцеловал внутреннюю часть запястья.

– Благодарю, о милостивая Клер!

Вверх по руке, до самого плеча, побежали мурашки, и она отдернула руку.

– Не стоит благодарности.

Обещанный час растянулся на целых три из-за остановки в старинном районе, в популярном здесь китайском ресторанчике. Народу в зале собралось немало, так что вновь прибывшим достался столик в дальнем конце, возле окна. Клер, конечно, заметила, что все женские взгляды мгновенно сосредоточились на ее спутнике. Впрочем, неизменный всеобщий интерес сопровождал Вона и в галерее, и на улице – как скрытый, так и вполне очевидный. Интересно, замечает ли он сам, какое впечатление производит на окружающих дам? Со стороны казалось, что Себастьян к этому абсолютно равнодушен. Но может быть, он просто успел привыкнуть, потому и относился к повышенному вниманию с таким невозмутимым спокойствием?

Застолье началось с салата. Если бы Клер пришла сюда с подругами, то попросила бы какое-нибудь одно горячее блюдо и сочла трапезу ленчем. Однако сегодня все выглядело иначе. Себастьян заказал курицу в апельсинах, рис в свином соусе, спаржу по-сычуаньски и что-то еще.

– Мы с кем-то встречаемся? – поинтересовалась Клер, когда официант принес уставленный яствами поднос.

– Я так проголодался, что готов съесть лошадь. – Себастьян покачал головой и положил на тарелку солидный кусок курицы. – Нет, беру свои слова обратно. Лошадь, пожалуй, слишком жесткая.

Клер зачерпнула из мисочки ложку риса, и постепенно все блюда перекочевали с одной стороны стола на другую.

– Говоришь так уверенно, потому что пробовал конину?

– Пробовал? – Себастьян на секунду поднял взгляд от тарелки. – Правильнее было бы сказать, пытался жевать.

Клер невольно сморщилась.

– Где?

Себастьян положил себе солидную порцию аспарагуса.

– В Маньчжурии.

Клер подняла руку, отказываясь ему верить.

– Серьезно?

– Вполне. В северном Китае на базарах продают даже собачье и обезьянье мясо.

Клер с тоской взглянула на курицу в своей тарелке.

– Не может быть. Придумываешь.

– Ничуть. Я был там, в девяносто шестом году и видел собственными глазами. Так что говорю истинную правду. – Он взял вилку и подцепил аспарагус. – На свете есть несколько стран, в которых собачье мясо считается деликатесом. Стараюсь не судить.

Клер тоже не хотела судить, но почему-то в голову настойчиво лезли мысли о бедной беззащитной Синди. Она подняла глаза и взглянула на ямку в основании загорелой шеи своего спутника: углубление было хорошо заметно в расстегнутом вороте рубашки.

– Так, значит, ты ел собак?

Себастьян на мгновение перестал жевать.