Я дрался в штрафбате. "Искупить кровью!" - Григорий Койфман

— Когда и как вы попали служить в штрафную роту?

— После упразднения минометных 120-мм дивизионов в составе дивизионных артполков я ждал нового распределения, и тут начальник санмедслужбы дивизии Моругий распорядился: «Винокура на «передок», в пехоту». Я прибыл в санроту 1160-го стрелкового полка, пробыл там всего-ничего, пока через несколько дней не пришел в землянку, где находились два военфельдшера и командир санроты. Он сказал, что нам придается армейская штрафная рота и нужно послать одного военфельдшера на время боя к штрафникам. Посмотрел я на двух других товарищей по землянке, а они уже в возрасте, семейные, жить хотят, и тогда я сам вызвался к штрафникам. Что мне было терять?.. Мне в штрафной роте понравилось, сам себе хозяин, я был рад, что никому не подчиняюсь и никто мной не понукает, а на то, что риск быть убитым в штрафной больше, чем где еще либо, я внимания не обращал, за два года на фронте к смерти стал относиться, как фаталист, как к неизбежной «части жизни». Я остался служить в этой 138-й ОАШР и пробыл в ней почти восемь месяцев, до момента своего ранения, до 25.3.1945. Рота была в подчинении нашей 352-й СД, и в таком случае по штату в штрафной роте был положен военфельдшер или санинструктор. Ротный, капитан Мамутов, договорился о моем переводе к себе, и так я стал одним из офицеров постоянного состава отдельной штрафной роты.

Первый мой бой в составе роты я принял на границе Польши и Пруссии. Там находилась занимаемая немцами высота 253.2, откуда противник контролировал, наблюдал и видел окрестности на расстоянии до двадцати пяти километров.

Штрафной роте дали приказ взять эту высоту. Я прибыл в роту прямо перед атакой, не успел ни с кем познакомиться, только удивился, как много орденов у капитана, командира роты. У него их было пять штук.

Но до следующего ордена ротному дожить было не суждено, через час он был убит в атаке. Фамилии его уже сейчас не вспомню… Рота, в которой насчитывалось около трехсот человек, штурмом захватила высоту, но через час-другой немцы нас окружили и сильнейшим натиском со всех сторон нас оттуда выбили, и остатки роты, человек тридцать, под диким огнем прорвались и отошли на исходные позиции.

Вот здесь я и познакомился с постоянным составом 138-й ОАШР, входившей в 31-ю армию.

Новым командиром роты стал капитан Мамутов, крымский татарин, человек неописуемой смелости и выдержки, кавалер шести боевых орденов. Он погиб в результате трагической нелепой случайности в конце зимы 1945 года. Его заместителем по строевой был лейтенант Миша Аптекарь, еврей из подмосковного Подольска. Делопроизводителем, или, как его еще называли в роте, «начальником штаба», был пожилой, уже совсем седой человек капитан Отрадов. Вторым заместителем ротного, другими словами — замполитом, являлся капитан Толкачев. В роте был свой особист, лейтенант Кобыхно. На тот момент в роте оставалось еще два офицера: взводный Майский (которого потом от нас забрали и назначили комендантом немецкого прусского городка) и взводный Васильев, выбывший по тяжелому ранению, уже с должности «исполняющего обязанности командира роты». У нас в начале 1945 года за полтора месяца выбыло из строя четыре командира роты подряд, потом расскажу о каждом подробно. Писарем в роте был мужик средних лет, звали Кузьмой, а старшиной роты был наш бывший штрафник по фамилии Бурнос.

Так называемых «заградителей» у нас в роте не было, подобные отделения пулеметчиков с ДП были только в штрафных ротах, «специализирующихся» на бывших власовцах, полицаях и военнопленных.

В бой шли все офицеры из постоянного состава роты, за исключением Кобыхно и Отрадова, но это и не входило в круг обязанностей двух последних, а Отрадов еще должен был обеспечивать охрану «сейфа» — железного ящика с ротными документами и с личными делами штрафников.

Возле этой высоты, 253.2, наша рота простояла до декабря, а потом немцы утром внезапно оставили высоту, наверное, «ровняли фронт», я так и не понял точно, почему они сами ушли, и мы без боя вошли на территорию Восточной Пруссии.

— Сколько составов поменялось в 138-й ОАШР за время вашей службы в роте? Что за людей направляли в эту роту «искупать вину кровью»?

— Мне довелось пережить четыре «полных» состава роты, и это еще немного, по-божески, так как целых четыре месяца мы просидели в обороне, хотя постоянно проводили разведки боем.

А на «пятом» составе я сам «выбыл из игры»…

Обычно в роте находилось 200–230 штрафников, после каждого серьезного наступательного боя в строю оставалось 15–20 живых. Наша рота все время комплектовалась из уголовного элемента, привозимого из глубокого тыла страны: воры, убийцы, бандиты, аферисты, мошенники, с лагерными сроками в диапазоне 10–25 лет. Отпетая жуткая публика, среди которых «невинных ангелов» не сыщешь днем с огнем.

Только последний, пятый, набор был совсем другим. Единственный раз я поехал «за компанию» с Мишей Аптекарем на прием пополнения, привезенного на станцию Гумбинен. Из тыла прибыло примерно сто молодых заводских пацанов, все они были осуждены по статье «за прогулы».

В годы войны за прогул или повторное опоздание на работу на оборонном заводе в тылу «по законам военного времени» отдавали под суд, и дальше уже все зависело от судейской «щедрости», могли дать срок два года тюрьмы с заменой на штрафную роту, а могли присудить исправительные работы с вычетом заработка при заводе, это уже кому как повезет. Там же, в Гумбинене, нам местные смершевцы добавили еще человек десять из бывших пленных, мы сделали перекличку по списку, расписались конвою за получение личного состава под свою ответственность, и это пополнение было последним набором, с которым мне довелось воевать в одной штрафной роте. К нам почти никогда не присылали осужденных к пребыванию в штрафной роте непосредственно из частей 352-й СД, которой мы были приданы, или из других фронтовых «окрестных» частей. В 31-й армии было несколько штрафных рот, шесть или семь, и военнослужащих «с передка» или из тыловых армейских частей отправляли в другие ОАШРы, и я думаю, что в штабе армии заранее поделили, какие роты предназначены только для уголовников, какие для провинившихся в армейских рядах, а какие для бывших власовцев или не прошедших проверку после освобождения из плена (но штрафников из бывших военнопленных могли прислать и в нашу 138-ю ОАШР). Иначе мне трудно объяснить, почему к нам редко попадали «вояки», да и те в основном были тыловые мошенники, например, был у нас офицер-интендант, вор в погонах, подделавший печать ПФС. Иногда присылали «самострелов», и почти все они были из молдаван, которыми стали пополнять армию после освобождения Бессарабии…

— В штрафной роте были какие-то «свои законы»? Как обеспечивалась дисциплина в роте, если личный состав был набран только из уголовного элемента?

— Штрафникам по прибытии в роту сразу внушали: «Штрафник в плен не сдается!» — это наш главный закон. И когда к нам как-то прислали на пополнение с десяток бывших военнопленных, то наш старшина Бурнос среди них признал одного, служившего ранее штрафником в переменном составе в нашей роте и «пропавшего без вести» в одном из боев. Бурнос пришел к Мамутову и сказал: «Его фамилия Морозов, голову на отсечение даю, что он, сволочь, тогда сам к немцам перебежал!» Мамутов посовещался с офицерами, и они порешили прикончить Морозова в ближайшем бою. Назначили «исполнителя»… и все, он его в атаке «сработал»… «Дело в шляпе»… Вот такое времечко было…